– Честность и честь – это твое предназначение, – почти враждебно поцедила Чума, – абсолютно не присущее большинству обычных людей. Люди эгоистичны, они думают лишь о себе, а вовсе не о счастье для всех. Ты сознательно избрала сей тяжелый удел, обязывающий тебя страдать за всех, хотя и была предупреждена о последствиях. Найди же в себе силы не отступить, не сломаться – и докажи нашему миру: да, ты являешься настоящим воином, настоящей Сумасшедшей принцессой. Ибо, – сейчас она шептала мне на ухо, поскольку эти слова предназначались лишь для меня, – если отступишь ты, то что же тогда остается делать остальным?..

– Девочки! – В нашу беседу неожиданно вклинился настырный драконий бас. – Не нужно так демонстративно игнорировать скромное мужское общество. Хватит уже шушукаться между собой! Мы пьем или как?

– Пьем, конечно! – с наигранным энтузиазмом откликнулась я, стараясь стереть с лица малейшие следы овладевшего мною отчаяния. – Наливай! – Моя рука действовала самостоятельно, весело протягивая Эткину пустой бокал, но в голове непрерывно вертелись три убийственных слова: «Астор или Люций?» Кого из них мне следовало обречь на смерть, а кому – подарить жизнь?

И я совсем не заметила испытующего взгляда Чумы, взиравшей на меня с немым восхищением и затаенной надеждой на спасение…

В каждой удавшейся пьянке, вне зависимости от ее масштабов и размаха, всегда наступает фаза совершения подвигов, когда основательно набравшихся собутыльников начинает тянуть на шалости и приключения. И в этом смысле наша знаменательная пирушка также не стала исключением из правил.

Через час усиленных возлияний мы уже напрочь позабыли все прошлые разногласия и перешли к стадии, названной метким на определения драконом: «Ты меня уважаешь?» Марвин услужливо высушил свежевыстиранный камзол Генриха, мгновенно вернувший себе свой первоначальный цвет, но все еще издающий некое подозрительно–удушливое амбре. Недавние враги Огвур и Кса–Бун, неоднократно выпившие на брудершафт, обнимались, нескладно голосили что–то душещипательно–фольклорное и называли друг друга «брателло», к вящей ревности прекрасного полукровки. Вокруг остатков закуски прыгало несколько странных существ, смахивающих на помесь мышей с кузнечиками, злостно нарушая отлаженный биогеоценоз [65] береговой линии и пытаясь спереть не доеденное драконом жаркое. Это наш капитально упившийся некромант попробовал заселить галерею Трех порталов хоть каким–нибудь зверьем, но его трясущиеся руки категорически отказывались выполнять магические пассы, а посему опыт закончился плачевной неудачей, породив нескольких жалких мутантов. Сам же Марвин заработал профессиональную травму в виде внушительной шишки на лбу, сердито объяснив свое падение не убойным действием орочьей водки, а возмутительной опечаткой в магическом трактате. После этого он сразу пригорюнился и начал слезно жаловаться на жену, активно поддерживаемый Генрихом. Мы выпили еще, нехорошим словом помянув всех стервозных баб. Чума извлекла из кармана савана потертое портмоне и хвастливо показала портрет бравого архидемона Азура, сентиментально обклеенный розовой бархатной тряпицей. Посетовала на профессиональную загруженность, отсутствие нормальной семейной жизни и хроническое бесплодие. Марвин клятвенно пообещал помочь, не уточнив – как именно… Чума смущенно захихикала. Мы дружно покосились на забавно причмокивающего во сне Люция и выпили за детей.

– Послушайте, госпожа Чума, – вдруг ни с того ни с сего отважно выпалил Ланс, еле ворочая заплетающимся языком, – а вы добро творить можете?

– Могу, – торжественно объявила тетушка, непослушными пальцами пытаясь ухватить скользкий кусочек колбасы. – Ибо что есть добро, как не оборотная сторона зла?

Я восхищенно прищелкнула языком, Эткин потрясенно отвалил челюсть, а некромант предвкушающе потер ладони. И понеслось…

Следующую пару часов мы посвятили добру. Совместными магическими усилиями тетушки и Марвина мы добавили субтильному супругу принцессы Будур принцу Али–Мангуту двадцать сантиметров росту и, хорошенько подумавши, десять сантиметров его детородному органу.

– Пусть корова усатая порадуется! – вполголоса ехидно буркнул Ланс, видимо вспомнив что–то свое, личное.

Мы наградили бессмертными лобковыми вшами зловредных киктских шаманов, организующих регулярные набеги на мирных олорулонов, и отправили всем голодающим канагерийским детям гуманитарную помощь в виде сытного ужина из четырех мясных блюд. Мы повысили среднюю урожайность знаменитой кардиньякской брюквы до пятисот центнеров с гектара и удалили безобразную бородавку с носа красногорской княжны Феклы, во всем остальном – писаной красавицы и невесты на выданье… В общем, групповая вакханалия фантазии и безудержный разгул добрых дел продолжались всю ночь напролет.

Утро следующего дня застало нас усталыми и жутко невыспавшимися, но зато – чрезвычайно довольными собой. Мы долго благодарно пожимали руку тетушке Чуме, целовались на прощание и произносили прочувствованные речи. После чего моя нетрезво покачивающаяся родственница скрылась в свете повторно нарисованных некромантом рун, куда я едва успела просунуть кувшин пива на опохмел.

Светало… В далеком Рохоссе в обнимку почивали утомившиеся от ночи любви новобрачные. В кои–то веки досыта наевшиеся чернокожие дети сыто икали сквозь сон, а у стен замка барона Пампура вповалку дрыхли совершенно обалдевшие от счастья мужики, так и не сумевшие всем поселком вытянуть из земли один неподъемный буряк. Смежила очи счастливая красногорская невеста, недоверчиво проглядевшая зеркало почти до дыры, да так и не отведшая руки от чудом похорошевшего носа. Музыкально булькая натянувшимся, будто барабан, пузом, раскатисто храпел Эткин, беззаботно улыбаясь от уха до уха. Деликатно вздыхал прекрасный Лансанариэль, нервно скрипел зубами барон и натужно кряхтел зверски уработавшийся некромант. Спали все, кроме меня…

Я сидела на камне, забравшись на него с ногами и задумчиво упершись подбородком в подтянутые к груди колени. В голове у меня было пусто, а на душе – грустно и радостно одновременно. Нет, скорее все–таки радостно, потому что отныне в моем сердце навечно поселилась слабая надежда на благоприятный исход поджидающих впереди злоключений, уж если даже такая непутевая команда, как наша, все же сумела сделать этот мир немного светлее и чище. И, безусловно, намного лучше.

Каждому из нас хотя бы единожды, но приходится сталкиваться со спорным утверждением, гласящим: «Из двух зол выбирай меньшее», подразумевающим нечто уклончивое вроде псевдодобровольного предпочтения, заключающегося в выборе наименее болезненного способа смерти между утоплением и удушением… Но результат–то в любом случае один и тот же!

Вот примерно это и высказала я озабоченно насупленному Эткину, уже вытоптавшему ровную площадочку на развилке двух дорог. А какой смысл топтаться на месте?

– Из двух зол выбирай меньшее! – дословно процитировал опытный дракон, уповая на народную, веками проверенную мудрость.

Я протестующе скривилась:

– Меньшее зло – вон, у Кса–Буна в мешке спит! Ты что, предлагаешь пожертвовать Люцием? – Я угрожающе потянула из ножен Нурилон. – Вот только попробуй тронь моего сына…