— Как состояние больного? — поинтересовался отец, постучав в дверной косяк.

— Тссс! — строго сказала Леночка, водя мембраной фонендоскопа по животу. — У него хрипы.

— Откуда они взялись?

— Он головой ударился сегодня, когда с дивана слезал. И потяжелел.

Алексей засмеялся, одним движением поднял дочку с пола и подбросил в руках.

— Фельдшеренок растет! Нахваталась от папы словечек. А чего ж ты ему хрипы в животе выслушиваешь, а?

Дочка фыркнула, щелкнув его пальчиками по носу и забавно встряхнув кучерявыми светлыми волосами.

— Странный ты какой-то, папка. Ты, когда спишь, животом дышишь. И Степка тоже.

— Ладно, сдаюсь. Какое лечение назначила?

— Я ему укол сделала, — гордо сказала Леночка, продемонстрировав отцу шприц-«двадцатку», заполненный наполовину водой из чашки, стоявшей там же, на полу.

— Куда же?

— В верхний наружный квадрант! — наморщив лобик, повторила заученную фразу дочь.

Сергеев звонко чмокнул ее в носик, отпуская.

— Умница. А поле для инъекции обработала?

— Нет…

— Оценка «два». Жди теперь, Степка на тебя жалобу напишет за постинъекционный абсцесс [29] .

— Ну, нет… — смущенно произнесла Лена. — Он хороший. Не будет он писать.

— Он-то не будет, — посерьезнев, сказал отец. — А другие — могут. Будь внимательнее, когда делаешь манипуляции с больным. Ему плохо, и ему надо помочь — а не навредить. Поняла?

— Поняла.

— Ладно, лечи дальше.

Потянувшись снова, до хруста в спине, он пошел на кухню, откуда уже доносились ароматы жареной картошки и загадочного салата с приправами, тайну рецепта которого Дина ревностно оберегала от всех, в том числе и от собственного мужа.

— Как смена прошла? — поинтересовалась жена, устраиваясь на табуретке с чашкой кофе.

— Да ну ее, эту смену. Загоняли, как лошадей на ипподроме. Ты представь только…

Дина слегка улыбнулась, кивая. Подобные разговоры за ужином или завтраком она заводила всегда, давая мужу выговориться. На работе у него бывало всякое, очень часто он возвращался со станции серым от усталости. Периодически в его глазах плескалась боль — значит, кого-то не спасли, к кому-то не успели. Кому же, как не жене, давать возможность любимому разделить ее?

— …а у нее позвоночная грыжа, оказывается. Оперироваться она не хочет, худеть — тоже, сидит на анальгетиках [30] . При ней родня с оттопыренными пальцами. Делайте, говорят, блокаду [31] . Ага, отвечаю, сейчас, все брошу и начну.

— А почему не сделал?

— Во-первых, нельзя этого делать на догоспитальном этапе. Во-вторых, рискованно — такие вещи делает только невропатолог. И, в-третьих, я ни слова не слышал про оплату. А такая манипуляция, если уж ты желаешь неположенного сервиса и стационара на дому, стоит недешево.

— И что дальше?

— Дальше… — Сергеев проглотил вилку салата, прикрыл глаза, наслаждаясь вкусом. — Дальше было шоу. Коля обезболил кеторолом, который, кстати, и у них был — и тут заходит какое-то чучело с экзофтальмом, как у донного краба. Что, говорит, он еще блокаду не сделал? Я еле Колю удержал. Нет, говорю, не сделал и не собирается. Чешите в поликлинику. Это мурло и заявляет — тогда готовьтесь, мы вас через три часа снова вызовем, как укол отпустит.

— Нахал, — наморщила нос Дина, ставя чашку на стол. — Вызвал?

— Да сейчас! Коля ему заявил, что повторные вызовы у нас обслуживаются в присутствии милиции, с обязательным контролем наличия полиса и прописки. Ты бы видела его рожу — словно лимон надкусил. Весь гонор в момент растерял. Правда, когда выходили с вызова, что-то такое дерзкое бросил в спину, но мы уже не стали связываться. Да если бы он один! Потом ночью дернули на температуру…

Кофе закончился, Дина, хотя и не хотела, налила себе вторую чашку. Пусть говорит. Пусть выговорится.

— Па-а-ап! — протянула Лена, входя на кухню и неся на руках забинтованного Степана. — А если у него инфаркт случился, что делать?

— Умм… доча, а кислород тебе для чего? Дай ему подышать, сделай обезболивающий укол, потом зови меня в помощь.

— А я ему уже обезбаливающее уколола!

— Обезболивающее! — строго сказал Алексей. — От слова «боль», а не от слова «баль».

— Обезболивающее, — старательно повторила дочка, прищурив глазки. Отец почувствовал, что кому-то из ее сверстниц завтра не поздоровится в споре, который, судя по всему, имел место. — Пап, а ты меня завтра на праздник отпустишь?