– Я хотел бы видеть мисс Кэролайн, – сообщил он.

Горничная издала неопределенный звук, схватившись за сердце и уставившись на него округлившимися глазами.

– Вот утро так утро, скажу я вам! Интересно, что эта девушка натворила, чтобы столько молодых людей носилось вокруг?

– Прошу прощения? – умудрился выговорить Дэвид, пораженный столь красочным описанием ситуации.

– Нет ее! – выпалила горничная с явным раздражением. – Вначале заявился мистер Бренсон, потом мистер Гамильтон. В общем, она пошла прогуляться по набережной с первым.

Дэвид изумленно моргнул, не веря ушам своим. Его не удивила фамильярность горничной. Он сам вырос в семье, где хозяев и слуг связывали более близкие отношения, чем с обычной прислугой. Но он договорился с Кэролайн о сегодняшней прогулке. Вчера, когда они встретились в бухте. Или нет?

Поблагодарив женщину, он спустился с крыльца и помедлил на нижней ступеньке, пытаясь понять, почему известие о Кэролайн, прогуливающейся с Бренсоном, вызвало у него такое беспокойство. Возможно, причиной тому была пьяная реплика этого типа насчет прелестей мисс Бакстер или то, как он пускал слюну, когда Дэвид разглагольствовал о достоинствах длинноногих женщин.

Его охватило чувство вины. Неужели его вдохновенное описание ног Кэролайн Толбертсон привело к тому, что они примчались сюда сегодня утром?

И почему он так раздосадован? Разве не ради этого он старался, не погнушавшись некоторых преувеличений?

Потому что он понял – со всей ясностью трезвого сознания, – что они просто мальчишки. Более зрелый мужчина разглядел бы достоинства Кэролайн и без посторонней помощи.

И хотя это было нелепо – черт, это было чистым безумием, – возражать против столь безобидного времяпрепровождения, как утренняя прогулка, его реакция свидетельствовала, что он не желает, чтобы Кэролайн прогуливалась с кем-то другим.

Пораженный силой этой неожиданной и нежеланной ревности, Дэвид обернулся, глядя на окна старинного дома, где жила Кэролайн. Интересно, какое окно ее? Вне всякого сомнения, то, что выходит на океан, который она так любит. Дом чем-то напоминал ее саму. Высокий и узкий, он, должно быть, когда-то занимал доминирующее положение на береговой линии Брайтона, но теперь его грубоватая красота терялась на фоне роскошных зданий Кемптауна, высившихся чуть дальше от берега. Подобно Кэролайн дом нуждался в отделке, но был полон возможностей.

Именно возможности, скрытые в Кэролайн, направили стопы Дэвида к центру Брайтона. Если она разгуливает с этим молодым болваном с пятнистой физиономией, Бренсоном, одно он знает точно: он будет там, чтобы присматривать за ними вместо компаньонки, и не допустит никаких вольностей на своем посту.

Кэролайн и мистер Бренсон шли по набережной Брайтона.

С того момента как они вышли на улицу, он не смолкал ни на секунду.

К этому времени Кэролайн уже знала все о его четвертом семестре в Оксфорде, о паре рысаков, которых он надеялся приобрести для фаэтона, обещанного ему отцом по завершении обучения, и презрении, которое он питал к своему младшему брату, считая его самым бесполезным юнцом на свете.

Кэролайн молчала, натянуто улыбаясь и слушая вполуха. Ее мысли были заняты скорее их окружением, чем речами мистера Бренсона. С одной стороны от них тянулись магазинчики с нарядными тентами и разноцветными ставнями, с другой – лежал океан, переливаясь на солнце. Ее бухта располагалась в паре миль отсюда, являя своим бурным прибоем разительный контраст со сверкающей лазурью брайтонского побережья.

– Моя мать и сестры всю прошлую зиму вязали носки для фонда «Дети нуждающихся металлургов», – сообщил мистер Бренсон, выведя ее из задумчивости. А затем, впервые за все утро, задал ей вопрос: – Вы любите вязать?

Кэролайн растерянно моргнула. Господи! Они что, обсуждают вязание носков? Или дамские филантропические порывы? Она неловко сглотнула. Вот что получается, когда не следишь за разговором. Интересно, какие еще увлекательные темы она пропустила?

Впрочем, какая разница?

– Я не настолько искусна в вязании, как моя сестра Пенелопа, – промолвила она в ответ, изнывая от жары и задаваясь вопросом, не сочтут ли ее невежливой, если она будет обмахиваться веером, обсуждая носки и тому подобное.

Они свернули на Шоп-стрит, и океан остался у них за спиной. По обе стороны улицы высились сложенные из кирпича и известняка купальни, на каждой из которых красовалась вывеска, обещавшая излечение с помощью купаний в морской воде. Ничуть не меньше здесь было заведений, где подавали еду, с распахнутыми дверями и служанками, хлопотавшими внутри в ожидании полуденного наплыва посетителей. Здесь едва чувствовалось свежее дыхание океана, вытесненное тяжелым духом толпы, втиснутой в одеяния, предназначенные для более северного климата, и резкими запахами рыбы, которую жарили тут же на открытых лотках.