— Да, — согласился я, — но почему Тоня с Филиппом не вышли, пока мы беседовали в гостиной? Они же понимали, что рано или поздно мы отправимся спать — и ловушка захлопнется.

— Ответ на этот вопрос пусть вам подскажет воображение, — усмехнулся Финбоу. — Вы никогда не были влюблены? Молодые люди видят в нас парочку выживших из ума стариков, которым нравится смотреть на забавы молодых.

Я рассмеялся. Думаю, в моем возрасте уже не стыдно признаться — я до сих пор верю, что условности созданы для того, чтобы их нарушать. За исключением хороших манер и честности по отношению к друзьям, без которых любой отказ от традиций превращается просто в грубую и грязную карикатуру достойной жизни. В других, не таких печальных обстоятельствах мне действительно было бы приятно наблюдать за любовными играми Тони и Филиппа, но теперь я чувствовал какую-то неловкость.

— А почему Эвис не заметила, что Тони нет в комнате? — спросил я. — Ведь тогда она осталась бы в спальне.

— Должно быть, Эвис вышла первой, — сказал Финбоу. — Наверное, Тоня ждала, пока она заснет. Думаю, Филипп уже какое-то время сидел в нашей комнате. А когда Эвис встала и выскользнула из спальни, Тоня воспользовалась удобным случаем.

— Она должна была понимать, что Эвис вскоре вернется и обнаружит ее отсутствие, — возразил я.

— Ее это не пугало, — ответил Финбоу. — Она могла угрожать Эвис: если та скажет хоть слово, ей не поздоровится.

— Думаете, Тоня способна на шантаж?

Я был немного шокирован.

— Нисколько не сомневаюсь. Более того. Тоня ненавидит Эвис и с удовольствием растоптала бы ее.

Я молча причесался. Потом спросил:

— Полагаете, она действительно ненавидит Эвис?

— Если точнее, презирает, — ответил Финбоу. — И это презрение взаимное. Такие разные — и такие привлекательные! — девушки просто не могут не раздражать друг друга. Если вы готовы, Йен, пойдемте завтракать. Мне нужно, чтобы сегодня все прояснилось, а времени осталось не слишком много. Пока я не разберусь в их взаимоотношениях, у меня ничего не выйдет.

Я принялся расправлять пиджак, нервируя Финбоу тщательностью своего туалета. Тем временем он продолжал:

— Разумеется, без возможности задавать прямые вопросы мне не очень легко узнать все необходимое. Хотя это лишь усложнило бы дело. Наши молодые люди слишком умны, чтобы выдать себя в ответ на милые нашему сердцу открытые, прямые вопросы вроде тех, с помощью которых следователи якобы должны разобраться в запутанных мотивах преступления. Профессионалу было бы гораздо труднее, чем мне.

— Хотите, чтобы я не мешал беседовать с ними? Наверное, вам лучше делать это одному, — предложил я.

— Глупости, — ответил Финбоу. — Когда вы рядом, им и в голову не придет мысль, что мной движет нечто большее, чем невинное любопытство. Вы играете роль дуэньи, рядом с которой они чувствуют себя в безопасности.

Мы прошли через гостиную в столовую. Завидев нас, Уильям поднял голову.

— Доброе утро, — поздоровался он, а затем с подозрением спросил: — Как ваши глаза, Йен?

— Приятель Финбоу полагает, что повода для беспокойства нет, — сказал я, отметив, что делаю успехи в искусстве лжи.

— Хорошо. — В голосе Уильяма сквозила ирония. — Что за игры, черт возьми, вы устроили этой ночью?

— Называется «отними туфлю», — мягко ответил Финбоу. — Прекрасная игра, Уильям, рекомендую попробовать: предотвращает преждевременное старение.

Тоня лежала на диване. Я заметил, как сверкнули ее глаза в ответ на реплику Финбоу.

— Привет, — с вызовом сказала она, словно ждала, что мы заведем речь о минувшей ночи.

Кристофер улыбался, отчего его смуглое лицо прорезали симпатичные морщинки.

— Доброе утро. — Финбоу предпочел игнорировать напряженную атмосферу в комнате. — Мы с Йеном вернулись довольно поздно и, боюсь, слишком долго спали. Хорошо, что вы не стали нас ждать и позавтракали. Теперь наш черед.

Филипп и Эвис молча сидели за столом. Оба выглядели бледными, но при нашем появлении выдавили улыбки.

Миссис Тафтс поставила перед нами тарелки с яйцами и беконом.

— Холодные, — сообщила она.

— Что вовсе не удивительно, — заметил Финбоу. — Мы поздно легли, миссис Тафтс… разумеется, вы должны помнить.

Миссис Тафтс презрительно фыркнула.

— Мистер Финбоу, — мрачно произнесла она, — я сдержала обещание и не сказала ни слова из того, что думаю о бесстыдстве, которое прошлой ночью имело место под этой крышей. Стоять тут, позволяя этим молодым мужчинам и женщинам завтракать, словно ничего не случилось, и не говорить им, что я думаю об их недостойном поведении, — одно из самых тяжких испытаний в жизни. И не думайте, мистер Финбоу, что я дала слово ради вас. Я пообещала молчать, потому что мне рекомендовали по возможности слушаться вас во всем. Человек, которому я могу верить.