— Будешь смеяться, но мы не поинтересовались и того, откуда в город идёт и питьевой акведук, — мрачно отозвался Сидор. — Как и то, всё ли там на другом конце водовода нормально? Внутри города всё хорошо и ладно. Идиоты!

А прошло действительно более полугода. Пипец. Завтра от питьевой воды отрежут, и вся наша работа по очистке города и восстановлению руин накроется медным тазом. Два придурка, блин, мечтатели, — не сдержавшись, выругался он. — Один высунув язык по округе бегает, как оглашенный, на солнышке греется, рыбку ловит. Ещё иногда кустиками непонятными занимается. А другой под землю закопался и дальше собственного носа ничего не видит. Пытается найти глубоко под землёй непонятно чего непонятно зачем. Интересно ему, видите ли, загадки разгадывать. И оба два дурака не видят очевидных вещей, что все их немалые труды за последние полгода реально висят на волоске.

Только тронь здесь этот соляной промысел и нам пи…ц, — выругался он.

— Рим прав, это солевод, — не слушая мрачные рассуждения Сидора, флегматично проговорил Димон. — Можно считать, сбылась мечта идиота. Мы с тобой Сидор сели на трубу. Точнее, на его местный аналог, и не сели, а можем сесть, если задницы свои немного приподнимем и пошевелимся. И, чёрт подери, мне это нравится.

Хватит ныть, начальник. Раз мы здесь, значит, уже что-то изменилось, и лёд тронулся. Сгоняем только для начала в те дальние холмы, — прервавшись, Димон из-под руки несколько долгих минут внимательно смотрел в сторону дальних холмов, куда вела длинная цепочка опор полуразрушенного акведука, и тяжело вздохнув, продолжил. — М-да, сгоняем и можно смело утверждать, что мы эти, как его, олигархи, — не сдержавшись, Димон всё же выругался обречённым, тусклым голосом.

Немного помолчав, повернулся к Сидору.

— Деваться некуда. Хош, не хош, а надо проверить здесь всё и наконец-то окончательно разобраться с питьевой водой, а заодно уж и с этим солеводом. Точнее, наоборот, — мгновенно поправился он. — Сначала солевод, а уж потом займёмся и твоим питьевым акведуком, чтоб не откладывать в дальний ящик.

Сейчас, наверное, Римка уже Ваньку предупредил, что мы будем обратно не раньше чем через неделю, так что время у нас свободное появилось.

Но это всё завтра. А пока, раз уж ты у нас дитя подземелий, то тебе я предлагаю до вечера ещё разочек скупаться. Ну а я б лучше рыбки в заливе половил, — покосился он на мрачно молчаливого Сидора. — Рыбари говорили, что там внизу под скалами барабулька хорошо берёт, надо бы проверить.

Хочешь жареной барабульки?

— Я б, пожалуй, лучше б ушицы похлебал, — невозмутимо отозвался Сидор

— Хорошо, — слабо улыбнулся Димон. — Тогда с меня вечером уха, Только я тебя умоляю, не приставай ко мне больше со своими развалинами. А то я от расстройства чувств ничего не поймаю и мы останемся голодными. Всё, будем считать, что я на рыбалке, делом занят. А ты, если есть желание, можешь по местным руинам полазить, я разрешаю. Глядишь, чего нового и надыбаешь. А то давай лучше со мной, я тебе удочку дам, длинную и гладкую, а главное, прямую, у меня есть одна запасная, ореховая. И крючок тебе дам, побольше, чтоб ты сразу акулу поймал. Право слово, че на какую-то барабульку размениваться.

— Спасибо что разрешил, говорун ты наш рыболовный, — с откровенной издёвкой в глазах покосился на него Сидор. — Но это без меня. Лучше я пойду ещё часок в кипячёной водичке на твоём "рисовом поле" помокну, погреюсь, всё прок какой, — с неприкрытым ядом в голосе проговорил он. — А ты уж иди, порыбачь. Только не так как всегда, не один. Парней захвати, чтоб улова не на одного тебя хватило, рыбак ты наш доморощенный. Ушицы то все захотят, не только мы с тобой.

Не обращая больше внимания на что-то проворчавшего в ответ Димона, Сидор развернулся и отправился понежиться ещё немного в тёплой водичке, к этому времени как раз уже нагревшейся в одном из бывших чеков старого солепромысла.

Третий день пути. Выжженное палящим южным солнцем унылое, каменистое плоскогорье, по которому третьи сутки неспешно двигался их отряд, методично следуя всем замысловатым изгибами удивительно хитро петляющей меж окрестных холмов линии акведука, навевали Сидору одну единственную здравую мысль, который уж день отчаянно бьющуюся в висках: "Каким же надо быть идиотом, чтоб всё лето просидеть в сырых казематах под землёй и не видеть всей этой красоты".

Боже, как же хорошо в степи летом. Или, пусть не в степи, а в этих каменистых, изнывающих от засухи предгорьях, но как же здесь хорошо. И, главное, нет проклятой, пронизывающей до костей сырости подземелий под замком.

Буквально всеми клеточками своего истосковавшегося по теплу тела Сидор блаженствовал, впитывая в себя этот льющийся с неба расплавленный свинец тяжёлого, напоённого степными ароматами застревающего в горле перегретого воздуха, который казалось, невозможно было глотнуть, как обжигал. И только сейчас и здесь он начал понимать, сколько и чего он потерял. Что он потерял настоящее южное лето в степи со всеми его прелестями: солнцем, этим степным жарким воздухом, и морем, настоящим южным морем. И всё это он потерял, столько времени проторча в сырых подземельях замка.

Замок его, точнее жалкие останки былого величия стояли на берегу морского залива, в двух шагах от уреза воды в заливе, а за всё практически прошедшее лето моря он фактически так и не увидел. Казалось бы чего ещё надо? Вот оно море, рядом, пользуйся, только руку протяни. Загорай, купайся хоть до усрачки, рыбу лови, а он дурак такой, за всеми ежедневными неотложными делами ни моря, ни лета так и не увидел. И если б не эта нечаянная, спонтанно сложившаяся вылазка на природу, страшно было и подумать, что так незаметно и всё лето бы прошло.