Северюхин Олег Васильевич
Шрифт:
На бумажке мелким шрифтом было написано: «Управление делами… суп-пюре из шампиньонов с гренками, солянка донская с семгой и солянка мясная сборная, паровые кнели из кур, судак по-шведски с зеленью, мясо по-крымски в горшочке, судак, припущенный в польском соусе, икра кетовая, сервированная на льду, натуральный рулет из белуги с зернами горчицы и мака, запеченный мусс из судака с копченым лососем и шпинатом под сливочным хреном, террин из семги с зелеными фисташками, легкий салат из кальмара и осьминогов с ароматным соусом из каперсов, холодная оленина с можжевеловыми ягодами и брусничным соусом, сыровяленые итальянские копчености, копченый язык в янтарном желе, рулет из филе цыпленка с мясом дальневосточного краба, галантин из фазана с лесной ежевикой, сочные томаты с домашним сыром «Моцарелла» и соусом из базилика, традиционные русские соленья, маринованные шампиньоны с зеленым укропом, оливки и маслины, румяная кулебяка с форелью, морепродуктами и икорным соусом, медальоны из косули с ломтиками медовых яблок и соусом из ягод, мини-пирожные ручной работы, мильфей из орехового бисквита с кофейным кремом, водка «Царская», белое сухое вино «Шабли, Жан-Марк Брокар», произведенное во Франции в 2005 году, красное сухое вино «Санта Мария Мореллионо ди Скансано, Маркези ДеФрескобальди», разлитое в Италии в 2004-м, шампанское «Абрау-Дюрсо». Приготовлено по-царски и, вероятно, высококлассными поварами, знающими толк в деликатесах.
На импровизированной и наскоро сколоченной сцене с надрывом пела певица в длинном черном платье, пытающаяся правой рукой как бы перекрестить всех, от чего все пирующие с рогами и копытами шарахались в сторону:
Каждый день начинается утром На восходе большого нуля, Мы с тобой одеваемся шустро Как весной во дворе тополя. Нам ночами спокойно не спится, Эта жизнь, — так судьбе говоря, — Вдруг согнется вязальною спицей, Закрывая нам путь на моря. Между нами сверхтонкая нитка, Что крепка, как пеньковый канат, На столе «Поздравляю» открытка И махровый на теле халат. Ежедневно с утра просыпаясь, Нанизаю свой нулик на гвоздь, И в окно на простор вырываясь, Отпускаю я жизнь «на авось».Гетеры, сидевшие на мужских коленях, так же пытались крестить ее и подпевали две последние строчки, победно оглядываясь, ну, где же эти мужики с гвоздиками, на которые можно нанизывать нулики?
На смену певице вышел артист с бородкой а ля Мефистофель и запел томным голосом:
Свела судьба нас в жарком мае В тени на узенькой скамейке, Асфальт на солнце маслом тает, Не жарко людям в тюбетейках. Бросало нас то в жар, то в холод, Как два магнита — взгляд на взгляд, Стучал в груди кузнечный молот, Дрожала в такт ему земля. Мы пили чай в тени под кленом, Сидела вместе вся семья, Подрос на грядках лук зеленый, А я был пьяный, как свинья.Бурные аплодисменты исполнителям свидетельствовали о том, что праздник достиг того градуса, когда всё воспринимается в радужном свете, после чего начинается накал страстей и драка с поножовщиной.
Глава 66
— Откуда весь этот букет? — спросил я у Гуни.
— Интернационал, — ухмыльнулся он и широко махнул рукой с фужером полным водки, — мы живем как цари, а настоящие цари так не живут, это у нас на посылках владычица морская и все корыта сделаны из редких пород деревьев с вкрапленными бриллиантами. Стоит нам щелкнуть пальчиком, и любой министр с полупоклоном будет стоять перед нами.
— А чего же ты здесь, а не там царствуешь? — лупанул я под дых гостеприимного хозяина.
Покосившись на меня и причмокнув губами, Гуня все-таки ответил:
— Понимаешь, братан, там есть такая штука как Закон. Во многих местах Закон заменен беззаконием, а там, где Закон пишется с большой буквы и закону этому подвластны даже цари с законниками, там не развернёшься. Там народ Закон поддерживает. А там, где закон давит народ, превращая его в население, вот там мы живем подолгу. Долгожители, однако, и все законники и нас на посылках. А я, понимаешь ли, оказался во власти Закона и откинулся сюда.
— Когда же это было у нас? — заинтересовался я, чувствуя пробел в образовании, особенно в историческом, не помня того периода, когда в нашей стране все подчинялись Закону.
— А-а, это не у нас было, — сказал Гуня, — угораздило меня поехать на курорт в одну страну, — ну и решил я кутнуть. Сделал мне один фраер замечание, ну и поплатился за это, а я со всей компашкой оказался здесь. Видишь, три белых пятна на лбу? Когда-то это были дыры, в которые завевал ветер. А сейчас все хорошо, только дорога мне туда заказана. Живые еще могут вернуться, а мертвякам только здесь и место.
— А как ты в рай попал? — удивлялся я все больше, хотя, зная, как у нас делаются дела, удивляться было совершенно нечему.
— Как все, — просто сказал Гуня, — делал пожертвования на храм от доходов сутенеров, игорных домов и продажи наркотиков, имею иконостас богоугодных орденов, вот и сподобился. Не бери в голову, открывай рот и пей, ешь, это тебе не Дух Святой по три раза в день. Ну, вздрогнули, — и он протянул мне свой бокал.
Мы вздрогнули и скоро весь мир сосредоточился в этом прокуренном и заблеванном подвальчике, который казался тем неведомым Эдемом, за веру в который человек предавал другого человека и отправлял его на плаху во имя получения проездного билета сюда.
Потом кто-то вспомнил про Крым, посмеялись над тем, как ловко Россия отжала его у Украины и как украинцы без боя сдали все позиции. Потом по поводу Крыма началась общая драка. Бились молча и жестоко, падая на пол или под стол от удара или повалив своего супротивника, с кем только что пил водку и клялся в вечной дружбе.
Глава 67
Пробуждение было трудным. Точно так же приходили в себя войны после жестокой сечи, ощущая себя придавленными конями или поверженными супротивниками. Точно так же приходят в себя люди после жесточайшей пьянки, отключаясь как от удара дубиной по лбу.