Рембо Артюр
Шрифт:
За каждый обморок, за ненависть и ложь,
Зла не держащая, ты все же воздаешь нам —
Всей кровью месячных до капли воздаешь!
Несчастный в ужасе; об этом тяжком грузе
Он вовсе не мечтал и, жаждущий высот,
Спешит на зов судьбы – припасть к зеленой Музе,
От Справедливости он соучастья ждет.
Но эти две Сестры – соперницы докуки,
Всю душу изглодав, исчезнут без следа,
И горестным лицом в кормилицыны руки
Природы благостной уткнется он тогда.
И что ж? Ни магии, ни вере не по силам
Беднягу исцелить, утешить гордеца,
И в одиночестве унылом и постылом
Он ждет безропотно грядущего конца, —
Все грезы перебрав и тихо встав у гроба,
Все в мире истины пройдя за пядью пядь,
К тебе, о Смерть, к тебе он обернется, чтобы
Тебя сестрою милосердия назвать!
Перевод М. ЯсноваГласные
А – черное, И – красное, О – голубое,
Е – жгуче-белое, а в У – зеленый цвет.
Я расскажу вам все! А – черный панцирь бед,
Рой мух над трупом, море тьмы ночное.
Е – парус белый, белый блеск побед,
В алмазах снег, сиянье ледяное,
Пух одуванчика! И – жало злое,
Усмешка губ, хмель крови, алый бред.
У – дрожь зеленых волн и вздох кручины;
Зеленые луга; упрямые морщины
Твои, алхимик, сумрачного лба…
О – звонкая архангела труба:
Она пронзает скрежетом – пучины!
Омега… Синие – твои глаза, Судьба!
Перевод И. Тхоржевского«Розовослезная звезда, что пала в уши…»
Розовослезная звезда, что пала в уши.
Белопростершейся спины тяжелый хмель.
Краснослиянные сосцы, вершины суши.
Чернокровавая пленительная щель.
Перевод Е. ВитковскогоПраведник
Как проглотив аршин, являя строгий норов,
Сидел он, златолик; а я твердил в поту:
«Ты хочешь созерцать сверканье метеоров?
Жужжанье млечных звезд подслушать на лету?
Учуять бег планет в безмолвии просторов?
Твой лоб ночная блажь изрыла, словно крот.
Святой, вернись под кров и помолись прилежно,
Умильно покривясь, прикрой ладонью рот;
А блудный твой клеврет толкнет тебя небрежно —
Скажи: подале, брат! я сломлен, я урод!»
Святой остался прям – от сокровенной боли
Тревожась, голубел, как сумеречный луг…
«О чертов слезокап, продай свои мозоли,
О гефсиманский страж, певец бретонских вьюг,
Зашитый в благодать – благослови нас, что ли!
Семейный патриарх и городской тиран,
Ты сердце обмакнул в Грааля кровь святую,
Величьем ослеплен, слепой любовью пьян;
Я уязвлен тобой, и ныне я бунтую —
Ты гаже сотни сук, глупей, чем Калибан!
Смеюсь и слезы лью; глупец! твоих обеден
Не надобно – принять прощенье не смогу;
Я проклят навсегда, я пьян, безумен, бледен;
Мне мерзко все, что спит в твоем тупом мозгу;
Усни и ты, святой! Покой тебе не вреден.
Ты свят, о да, ты свят! В нелепостях белесых
И скопческим умом, и нежностью шурша,
Ты фыркать норовишь, как гурт китов безносых;
Спеша себя изгнать, отпеть себя спеша,
Ты вдребезги разбил свой кривоватый посох!
Господень Зрак, ты – трус! Я эту тайну выдам —
Пускай смертельный хлад божественных ступней
Дыханье мне собьет… Твой лоб запродан гнидам!
Сократ и Иисус, святые давних дней,
В ночи воздайте честь Тому, Кто мерзок видом!»
Надрывно я кричал, а ночь была светла
И благостна; меня трепала лихорадка;
И призрак просквозил вдоль потного чела,
И злобу с губ кривых омыл он без остатка…