— Я не в состоянии понять: почему люди хотят совершать подобные поступки?

Я пожал плечами:

— Уродливый склад ума.

— Это кажется весьма печальным.

— Это не кажется мне печальным. Это кажется мне истинным проклятьем. И я не намерен извиняться за это слово. Я хотел сказать именно это.

Краска отлила от щек мисс Бэртон. Они побелели.

— Но почему, мистер Бартон, почему? Что за удовольствие может кто бы то ни было получить от такого?

— Ни вам, ни мне тут ничего не понять, и слава богу.

Эмили Бэртон понизила голос:

— Ничего подобного здесь никогда прежде не случалось — никогда на моей памяти. Здесь всегда было такое счастливое маленькое селение. Что бы сказала моя дорогая матушка? Да, следует быть благодарной богу, что она избежала всего этого.

Я подумал, что, судя по тому, что я слышал, старая миссис Бэртон была достаточно крепкой и вполне способной наслаждаться подобной сенсацией.

Эмили продолжала:

— Все это глубоко огорчает меня.

— А вы не… э-э… вы сами не получали писем?

Она густо покраснела.

— О нет… о нет, конечно. О! Это было бы ужасно!

Я поспешно извинился, но все же она ушла очень расстроенной.

Я проводил ее и вернулся в дом. Джоанна стояла в столовой, возле камина, который только что разожгли, поскольку вечера были все еще холодноваты. Она держала в руках вскрытое письмо.

Когда я вошел, сестра быстро обернулась.

— Джерри! Я нашла это в почтовом ящике — его кто-то принес, не почтальон. Оно начинается так: «Ты, раскрашенная проститутка…»

— И что там еще говорится?

Джоанна состроила гримасу.

— Все те же старые мерзости.

Она бросила письмо в огонь. Быстро, хотя это могло повредить моей спине, я выхватил бумагу из камина, прежде чем она успела загореться.

— Не надо, — сказал я. — Нам оно пригодится.

— Пригодится?

— Для полиции.

…Лейтенант Нэш прочел письмо от начала до конца. Затем поднял глаза и спросил:

— Оно выглядит так же, как предыдущее?

— Думаю, да… насколько я помню.

— Те же различия между надписью на конверте и собственно текстом?

— Да, — сказал я. — Адрес был отпечатан на машинке. А само письмо составлено из типографских слов, наклеенных на лист бумаги.

Нэш кивнул и сунул письмо в карман. Затем сказал:

— Я надеюсь, мистер Бартон, вы не откажетесь пойти со мной в полицейский участок? Мы могли бы устроить небольшое совещание, а в результате сэкономить довольно много времени.

— Конечно, — сказал я. — Вы хотите, чтобы я пошел прямо сейчас?

— Если не возражаете.

Полицейский автомобиль стоял у дверей. Мы поехали на нем.

Я спросил:

— Вы полагаете, вам удастся отыскать автора?

Нэш кивнул со спокойной уверенностью:

— О да, мы найдем автора. Это вопрос времени и техники. Такие дела расследуются медленно, но почти наверняка. Весь смысл в том, чтобы сузить круг подозреваемых.

— Отсекая их одного за другим?

— Да. Шаблонное занятие.

— И наблюдение за почтовыми ящиками, да? И проверка пишущих машинок и отпечатков пальцев, и все такое?

Он улыбнулся.

— Все так, как вы говорите.

В полицейском участке я обнаружил Симмингтона и Гриффитса. Меня представили высокому человеку с худым лицом, в штатском костюме — инспектору Грэйвсу.

— Инспектор Грэйвс, — объяснил Нэш, — прибыл из Лондона к нам на помощь. Он специалист по делам с анонимными письмами.

Инспектор печально улыбнулся. Я пришел к выводу, что жизнь, посвященная поиску авторов анонимных писем, должна быть своеобразной и унылой. Тем не менее инспектор Грэйвс проявлял признаки меланхолического энтузиазма.

— Они все похожи, эти дела, — сказал он низким, мрачным голосом, похожим на ворчание грустной ищейки. — Вы бы не поверили. И слова этих писем, и то, о чем в них говорится.

— У нас был подобный случай около двух лет назад, — сказал Нэш. — Инспектор Грэйвс нам тогда очень помог.

Я заметил, что на столе перед Грэйвсом лежат несколько писем. Похоже, он исследовал их.

— Трудность в том, — сказал Нэш, — чтобы раздобыть эти письма. Люди или сжигают их, или не признаются в том, что получали нечто в этом роде. Видите ли, они боятся связываться с полицией. Люди здесь очень отсталые.