«Ба-бах!» — поверх их голов.

Ну, что оставалось майору делать? Так и лежал в снегу рядом с начальником караула. До тех пор, пока на выстрелы разводящий с тремя бойцами не прибежал.

Киреева потом в штаб вызывали. Пришлось ему письменно на листочке все объяснять. Два часа писал, устал даже.

А вскоре и формирование закончилось, полк поехал на передовую.

И прямо в наступление. Бои тогда уже на территории врага шли, в Восточной Пруссии. Тяжелые были бои. Фашисты такую оборону построили, что не вдруг прорвешь. Умение воевать тут большое требовалось.

Командиры наши к этому времени, верно, здорово воевать научились. А вот солдаты в полку, как на грех, все новобранцы! 1925 года рождения. Таких, как Шептало, на всю роту было раз, два — и обчелся.

Да и убыль пошла — никуда не денешься, война ведь. В первый же день боев командира роты в госпиталь отправили. Командир киреевского взвода роту принял, вместо себя старшину оставил. Старшины — они ведь такие: все умеют. И обмундированием обеспечивать, и командовать боем, если доведется.

Киреева тоже хотели командиром отделения поставить — по опыту службы, да вспомнили, какой у этого Шептало «командирский» голос, и другого назначили. А его — связисту помогать.

В наступлении связь — самый важнейший участок. Все управление боем на ней лежит. Оборвись связь — худо придется. Воевать-то, конечно, каждая рота все равно будет старательно, да ведь на свой страх и риск куда продвигаться? куда поворачивать? что прикрывать? кого поддерживать? Без связи разброд получится, а не наступление. Поэтому связистов и берегли пуще глаза. Поэтому и Киреева в помощники к связисту назначили: прикрывать в бою, помогать катушки с проводами таскать.

Только больно уж отчаянный ему напарник попался: молодой, неосторожный. В наступлении связь должна сразу за ротой следовать, а он чуть не впереди всех со своими катушками! Хоть за провод его держи, чтобы первым в Кенигсберг не умчался. Один раз так даже впереди танков оказались. Выскочил где-то по флангу роты и Киреева с собой утащил.

Залезли в воронку, оглянулись — мать честная! — свои же танки на них наступают. Бьют, правда, не в них — туда, дальше, где немецкие орудия отстреливаются. Зато снарядов над головами — что пчел на пасеке: свои, чужие, свистят, шипят…

Киреев тоже шипит.

— Балда ты, — шипит, — куда упер? Роту без связи оставил. Вдруг ротный генералу понадобится? Как ты ему трубку дашь?

Связист не слушает. Привык уже к Кирееву: все равно ничего у него не разберешь. В таком-то грохоте. Сам вовсю в трубку кричит:

— Ласточка! Ласточка! Я — Лебедь! Тут у кустов орудие противотанковое. Скажи там, чтобы левее дали.

— Ласточка! Ласточка! Оглох, что ли, пень трухлявый?! Доложи там: немцы по ложбинке наперерез нашей третьей роте бегут. Огонька бы туда!

— Ласточка! Ласточка! Вижу два пулемета. Один у валуна, другой правее чуть!

Совсем уже из ротного связиста в артиллерийского корректировщика переделался.

Как на беду, и танки остановились: больно уж сильный огневой заслон.

— Ласточка! Ласточка!

Ни ответа, ни привета.

— Линию перебило где-то! — чертыхнулся связист. — Держи трубку, я поползу.

Киреев трубку взял, к уху приложил:

— Ласточка! Ласточка!

Молчит трубка. Обидно. Столько вокруг звуков разных, и только она одна молчит.

— Ласточка! Ласточка!..

Выглянул Киреев из окопа, ищет связиста глазами. Где он? Вон ползет. Ужом извивается. За танками уже юлит. Одной рукой землю под себя гребет, другой провод держит. Ага! Замер чего-то. В карман полез. За изоляционной лентой, наверное.

И тут же в трубке загудело:

— Лебедь? Лебедь? Я — Ласточка. Слышите меня?

— Слышу! — хрипит Киреев. — Ласточка! Я — Лебедь!

А в трубке:

— Лебедь? Почему молчите? Где маневрирующий противник?

По голосу, вроде, сам командир полка.

— Здесь противник! — кричит Киреев. — Рядышком. Залег сейчас. Пулемет у большого валуна.

— Лебедь? Лебедь? Кто у аппарата? Можешь ты нормально говорить или нет?

— Никак нет, — хрипит Киреев. — Сейчас связист назад приползет, он может.

Тут и танки зашевелились. Повернули к тем немцам, что наперерез норовили. Обогнули воронку — и вперед.

Связист следом в воронку бухнулся. Ухватился за трубку, подул в нее.

— Есть связь? — Киреева спрашивает.

— Есть, — хрипит Киреев. — В одну сторону.

— Чего, чего?

— Сейчас в две будет.

После боя он сам к старшине обратился: не годен, мол, в связисты, прошу назад — во взвод.

А еще через день и случилось это самое, от чего майор Дульников в некоторое замешательство попал.