– Браво, браво! – аплодировал Вика. – Ваше величество – я покорнейшая из ваших подданных.

А затем их ждала брачная королевская постель – огромное лежбище с шелковым златотканым балдахином на резных столбиках. Правда, в разгар любовных игрищ раздался звонок мобильного телефона, и Корсовский, выслушав сообщение, бросил в телефон:

– Немедленно несите все это сюда.

Затем он надел халат и вышел из комнаты. В коридоре его ждал Трубенков в черном плаще и казавшийся совершенной вороной в мире напудренных париков и канделябров.

– У него в комнате мы нашли замаскированную видеокамеру и еще фотокамеру в основании больших настольных часов. В тайниках имеется компромат на всех ведущих политических деятелей и представителей мира искусства… в том числе и на вас…

Трубенкову стало страшно смотреть на этого человека. Он как будто моментально постарел на двадцать лет и осунулся.

– Грязная шлюха, – пробормотал он, разрывая на части собственные фотоснимки в развратных позах, – и это за все то, что я сделал для тебя… Пусть им займется Рахимка.

– Слушаюсь.

Когда в их ночное гнездышко ворвались напудренные лакеи и заковали его в наручники, Вика вначале решил, что с Игорем внезапно случился очередной приступ садизма, и он продолжает любовную игру. Когда затем его швырнули на дно микроавтобуса и повезли в неизвестном направлении, он подумал, что произошло какое-то недоразумение. Но когда в комнату с бетонными стенами и полом вошел суетливый старичок, представился как «Рахим-ака» и осмотрел его, как мясник на рынке осматривает принесенную ему тушу, Вика всерьез испугался и закричал – но было уже поздно.

– Извини, Лена, дорогая, мне действительно очень жаль.

Валерий Барский вел машину к дому, лужи под колесами «жигуля» превращались в фонтаны. Девушка была в состоянии близком к критическому. Ощущая тошноту и истерику в ее голосе, Валерий старался говорить как можно мягче.

– Иногда в нашей работе встречаются очень неприятные моменты, но, боюсь, с этим ничего не поделаешь. Я очень тебе благодарен, за то, что ты ему не сопротивлялась, это могло бы все испортить… Ты сможешь его опознать при встрече или по фотографии?

– Я эт-того гада… по гроб жизни…

– И не волнуйся. Ты вскоре забудешь и этот случай, и всю эту гадость, Лена, но обещаю, что этот тип не скоро позабудет то, что я с ним сделаю.

Они заехали в огромный двор, образованный четырьмя шестиэтажными домами старой постройки.

Поднявшись на шестой этаж и войдя в небольшую квартирку, Лена сразу же попросилась в ванную. Просидела она в ней минут двадцать, словно отмывая с себя всю грязь и накипь ночного города, осевшую на ее душе за этот вечер.

Вышла она одетая в махровый халат Валерий и убедилась, что на столе ее ждет чашка кофе, рюмка коньяка и два бутерброда, в один из которых она, еще не сев, запустила зубы.

– Это и есть ваша холостяцкая берлога? – спросила Лена, оглядев обстановку а ля «угар НЭПа», «славянский шкаф» и комод с толпою слоников мал-мала-меньше.

– Осталось от хозяйки.

– А почему вы не выбросите всю эту рухлядь?

– Пробовал, – односложно отреагировал Валерий. – Клопы назад притаскивают. – И, увидев, как она почти суеверно вздрогнула, успокоил ее: – Это шутка.

– В самом деле?

– Мадемуазель, здесь двое сутки бились лучшие гвардейцы лучшей фирмы по борьбе с насекомыми. Они истратили на эту утлую квартирку две тонны химикатов. После этого здесь не только клопы и тараканы, даже я жить не могу.

– А где же ваша семья? – продолжала спрашивать Лена.

– На отдыхе во-первых, на другой квартире, во-вторых. К любовнице я езжу сам дважды в неделю. Собак не люблю, предпочитаю лошадей, и то лишь тех, что на ипподромах.

– А чего вы так на меня окрысились? – изумилась Лена. – Можно подумать, что я виновата, что вы упустили этого…

– Кого? Хакера? Разве мы его упустили? Нет, нисколько. Разработка идет строго по плану. Мы теперь знаем все его координаты. Стоит ему теперь высунуть нос наружу, как мы будем знать и его адрес. Я боюсь другого, как бы его адрес раньше нас не установил никто другой. А теперь… – Барский оглядел пустой стол, на котором не осталось ни крошки съестного и ни капли напитков, – полагаю, нам пора и на боковую. Могу вам предложить убогую холостяцкую постель. Сам я с вашего позволения готов поспать в кресле. Правда, оно жутко скрипит.