Тот же самый Нестор, которого Татищев именует человеком темным и неученым (не вкладывая при этом в свои слова уничижительного свойства, а лишь подчеркивая трудолюбие человека и источник природы его ошибок). Так вот, этот самый Нестор был вполне себе обычный человек. Ему, как и большинству его сограждан, не было нужды и даже интереса разбираться в национальных тонкостях варяжского вопроса. Кто они такие, он, как и его современники и предки, для себя определил и никакими сомнениями по этому вопросу не терзался. А дальше…

А дальше для летописца было неважно. Ведь для него все они были на одно лицо. Нестору не было нужды отделять свеев от финнов, а данов от фризов. Зачем? Если для этой довольно опасной толпы уже придумано слово, объединяющее всех скандинавов воедино: варяги.

Ничего нового в этом нет. Такое происходит всегда. Происходит в наше время, происходило и в прошлых столетиях. Мало кто сейчас из живущих в нашей стране россиян отличит с большой долей вероятности литовца от латыша, а латыша от эстонца. Да и не нужно. Всех им мы называем одним словом: прибалты. Это, так сказать, в разговорах, в быту. Их всех мешают в одну кучу и называют одним словом, невзирая на национальность.

Возьмем время чуть раньше, когда слово «варяги» было заменено термином «немцы».

Выдающийся русский писатель Николай Васильевич Гоголь в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» писал: «Немцем называют у нас всякого, кто только из чужой земли, хоть будь он француз, или цесарец, или швед – все немец».

То же самое было и при Петре I, когда немцем именовали даже петровского друга, шотландца Гордона. Недосуг было разбираться в его принадлежности. Шотландец он или ирландец, а может, и голландец, но для русских он немец, по определению.

Тем более, как нам рассказывает Татищев, «что как вся Скандинавия, так и Дания на многие меньшие королевства в древние времена разделены были». Так что разбираться в этих нюансах могли в первую очередь сами варяги. Вот для них вопрос не только о нации, но и о клане был принципиален и весом.

Нехватка плодородных земель, стремление к обогащению, неласковая природа родных мест при значительном перенаселении приморских районов Скандинавии – все это неумолимо гнало викингов на поиски новых мест. Туда, где жизнь если и не была легче, но сулила удачу отважным и богатство смелым. «В оном состоянии короли, имея многие между собою несогласия, жестокие войны вели, которые создали ожесточенное северных народов мужество и, справедливо будет сказать, сделавшие их свирепыми» (В.Н. Татищев).

Младшие сыновья королей и конунгов, которым не досталось в наследство ничего, кроме меча, строили корабли, набирали дружину и пускались к соседним берегам добывать себе этим самым мечом славы и богатства. Для таких свирепых воинов, часто не имевших ничего, кроме воинского умения и славы, наиболее почетной считалась гибель в бою. Непривередливые в быту, закаленные суровой походной жизнью воины, с легкостью переносящие неудобства и лишения, стремились завоевать себе место под солнцем. Любившие море и не боявшиеся его северные народы стали настоящей головной болью для более цивилизованных государств. Неприученные бояться за свою шкуру, недоверчивые и кровожадные, коварные и жестокие, викинги чаще одерживали победы, чем терпели поражения. От них не было спасения, не было надежной защиты, поэтому скандинавы в короткий срок снискали себе славу непобедимых. А такие воины нужны всем, особенно тем государям, кто часто воюет с соседями. За смелость и мужество нужно платить, и богатые правители не скупились, покупая верность норманнов.

С IX века византийские императоры стали нанимать в свою армию как «русов (росов)», так и «варягов». Варяжская гвардия была одним из трех крупнейших «варварских» воинских соединений Византии. Отряд варягов-викингов использовали в Византии как элитное подразделение, причем отдельный «варяжский» отряд существовал там вплоть до XIV века. Иоанн Курополат пишет о них так: «Солдаты, которых простой народ варангами называет, до того верностию и делами дослужились, что, в палату будучи приглашены, приняли караул покоев императорских».

Почему императорская гвардия византийского базилевса вдруг стала именоваться в народе таким именем?

А все очень просто. Это нам может наглядно пояснить все тот же Татищев: «Еще же и сами шведы о себе сказывают, что они варги, или варяги, издревле именовались, как в Библиотеке шведской, внятнее показано, что варг зовется волк, а образно, разбойник». Дальше он поясняет: «И здесь то во внимание принять надлежит, что в древнем языке не всегда значит волка, но разбойника и неприятеля. Ибо скандинавцы почти беспрестанно в морском разбое упражнялись, от чего варгами и отечество их Варгион, или Варггем, могло называться». А затем следует небольшое пояснение: «И это, как сам промысл разбойничества, так имя варг и варгион не было поносное или зазорное, как Библиотека шведская и Страленберг о том показали».

На основе изученных материалов В.Н. Татищев делает вывод о том, что варяги не могли принадлежать только шведам, фризам или данам конкретно. Мало того, по мнению историка, в отличие от викингов, варяги – это не одни лишь скандинавы. «Что сего имени касается, то оное не конкретно Швеции, но из разбойничества на море данное, то равно и финнам могло оное по тому же промыслу дано быть, ибо разбойников волками едва не всюду именовали, как, например, видим в Вандалии народ готический варги и предел Варгия, а славянами испорчено вагры и переведенно вилчьи именованы».