Шрифт:
– Знаете, кто они? – спросил Триппет.
– Сингапурская полиция. Те, что допрашивали меня.
– Представляете, как это произошло?
– Нет. А вы?
– Я не уверен, но, скорее всего, «шевель» заставил их резко взять вправо. Он внезапно возник на левой полосе. А потом, должно быть, лопнула шина.
– Или ее прострелили.
– Я ничего не слышал, да и выстрел чертовски сложный.
– Когда сегодня днем в нас стреляли, я тоже не слышал выстрелов.
– Похоже, Нэш дал сигнал «шевелю», когда мигнул фарами, – заметил Триппет.
– Я в этом не сомневаюсь.
– Значит, они все подстроили заранее.
– Они не могли не принять меры предосторожности, чтобы отсечь хвост.
– Теперь Сачетти обвинят и в смерти двух полицейских.
– Едва ли. Мне кажется, тут ничего не удастся доказать.
Помочь Хуангу и Тану мы ничем не могли, поэтому вернулись к «ягуару» и залезли в кабину.
– Оба убиты, – информировал Нэша Триппет.
– Плохо. Можно ехать?
– Поехали, – разрешил я.
Еще через две мили Нэш свернул на проселок, который уперся в болото.
– Дальше пойдем пешком, – обрадовал нас Нэш. Тропа вывела к маленькой, сколоченной из досок пристани.
– Что теперь? – спросил я.
– Подождем. Кто-нибудь объявится.
Мы ждали пять минут, а потом послышался скрип уключин. Кто-то плыл к нам на весельной лодке. Нэш сказал что-то по-китайски, и ему ответили. Голос показался мне знакомым.
– Сюда, – показал Нэш и направился к дальнему краю пристани. Мы с Триппетом двинулись следом. Лодка уже стояла бортом к пристани. – Вы двое садитесь на корму.
Мужчина, сидевший на веслах, включил фонарь, и мы с Триппетом слезли на корму.
– Пусть они мне посветят, – попросил Нэш.
Мужчина передал фонарь Триппету, и тот осветил нос лодки. Когда Нэш перебрался на лодку, Триппет перевел луч на мужчину, и я понял, почему голос показался мне знакомым. Он принадлежал высокому китайцу, который сначала стрелял в меня на площади Раффлза, а затем избил рукояткой пистолета до потери сознания в каюте «Чикагской красавицы». Без пистолета он выглядел чуть ли не голым.
Китаец оттолкнулся от пристани и опустил весла на воду. Греб он пятнадцать минут. Наконец, мы оказались борт о борт с кораблем.
– Теперь вверх по трапу. Зажгите фонарь, – скомандовал Нэш.
Триплет включил фонарь и поводил лучом по борту, пока не нашел веревочную лестницу с деревянными перекладинами.
– Вы, парни, поднимаетесь первыми, – продолжил Нэш.
– Это ваш кампит? – спросил я.
– Так точно, – ответил Нэш.
Я поднялся первым, затем помог Триппету перелезть с лестницы на палубу «Вилфреды Марии». Нэш управился сам. Палубу освещали пять или шесть ламп. Длиной «Вилфреда Мария» была футов под семьдесят. Светились также окна каюты в палубной надстройке. Туда и направился Нэш. Мы пошли следом, а китаец, поднявшийся последним, замыкал шествие.
– Вы уверены, что Сачетти здесь? – голос у меня сломался, как у тринадцатилетнего подростка.
Нэш ухмыльнулся.
– Вам действительно не терпится его увидеть, Которн?
– Я ждал достаточно долго.
– Его величество в каюте. За этой дверью.
Я взялся за ручку, замер, на мгновение мне показалось, что сейчас начнется припадок, но все обошлось, и я открыл дверь. Внутри я увидел две койки, несколько стульев, карточный столик, на котором стояли бутылка джина и стакан. Мужчина в синей рубашке, сидевший за столом, долго и пристально смотрел на меня.
– Привет, Которн, – наконец, поздоровался он, но ни голос, ни лицо не имели никакого отношения к Анджело Сачетти.
За столом сидел Сэм Дэнджефилд.
Глава 24
Триппет, Нэш и высокий китаец вошли вслед за мной в каюту, провонявшую запахами пота, гниющей копры, грязного белья и заношенных носков.
– Привет, Сэм, – ответил я.
– Присаживайтесь, – предложил Дэнджефилд. – Хотите выпить? Кажется, я еще ни разу не угощал вас.
– Своей выпивкой нет.
– Так как?
– Спасибо, не хочу.
– Это ваш компаньон? – он кивнул в сторону Триппета.
– Совершенно верно.
– Триппет, не так ли?
– Да.
– Присаживайтесь, мистер Триппет.
Сели все, кроме высокого китайца, который привалился к переборке, сложив руки на груди.
– Вы слишком глубоко копнули, Которн, – синие глаза Дэнджефилда уставились на меня. – Вы туповаты, но копнули слишком глубоко.
– Мне и сейчас не все ясно, – ответил я.
– Вы – Дэнджефилд? – вставил Триппет.