– Какое?

– «К чаю».

– Неплохо.

– Мне оно тоже нравится. Взял все это, отошел от стойки и сел за столик. И не спрашивай меня, какой был столик, потому что это было не вчера и я уже забыл. Кажется, круглый.

– Хорошо.

– Значит, расположение такое. Я сижу за столом. Слева газета. Справа чашка кофе, посреди стола пачка печенья.

– Прямо-таки вижу ее своими глазами.

– Чего или, вернее, кого ты не видишь, потому что я еще о нем не упомянул, так это типа, который тоже сидит за столом, – сказал Артур. – Он сидит напротив меня.

– Как он выглядит?

– В высшей степени обыкновенно. Портфель. Деловой костюм. Судя по его виду, он был не способен сделать что-то странное.

– Ага. Я таких знаю. Ну и что он сделал?

– Он сделал вот что: перегнулся через стол, взял пачку печенья, разорвал, вытащил одно и…

– Что?

– Съел.

– Что?

– Он его съел.

Фенчерч в изумлении смотрела на Артура.

– Как же ты поступил?

– При данных обстоятельствах я поступил так, как поступил бы любой англичанин, у которого в жилах кровь, а не вода. Я был вынужден посмотреть на это сквозь пальцы, – ответил Артур.

– Что? Почему?

– Ну, мы ведь к таким ситуациям не подготовлены. Я порылся у себя в душе и обнаружил, что ни воспитание, ни личный опыт, ни даже первобытные инстинкты не подсказывают мне, как я должен поступить, если некто, сидящий прямо передо мной, тихо-мирно крадет у меня одно печенье.

– Но ты мог… – Фенчерч подумала. – Знаешь, я тоже не уверена, что бы я сделала. Ну и что дальше?

– Я в негодовании уставился в кроссворд, – сказал Артур. – Не мог отгадать ни одного слова, глотнул кофе – он был слишком горячий, так что делать было нечего. Я взял себя в руки. Потом взял печенье, очень стараясь не заметить, что пачка каким-то чудодейственным образом оказалась вскрытой…

– Значит, ты не сдаешься и занимаешь твердую позицию.

– Я борюсь по-своему. Я съедаю печенье. Я ем его очень медленно, так, чтобы бросалось в глаза и он видел, что я делаю. Когда я ем печенье, – сказал Артур, – я ем его, как надо.

– И что он сделал?

– Взял еще одно. Честно, так и было. Он взял еще одно печенье и съел его. Чистая правда. Как то, что мы сидим на земле.

Фенчерч заерзала в каком-то непонятном смущении.

– Сложность состояла в том, – продолжал Артур, – что в первый раз я промолчал, а во второй начать разговор было еще труднее. Ну что я должен был сказать? «Извините меня… я не мог не заметить, э-э…» Не получается. И я сделал вид, что не замечаю, пожалуй, еще старательнее, чем раньше.

– Ну знаешь…

– Я снова вперил глаза в кроссворд и по-прежнему не мог сдвинуться с места, но при этом частично проявил ту силу британского духа, которую Генрих V выказал в день Святого Криспина [9] …

– И что дальше?

– Я вновь пошел напролом. Я взял второе печенье, – сказал Артур. – И на секунду мы встретились взглядом.

– Вот так?

– Да, то есть нет, не совсем так. Но наши взгляды скрестились. Всего на секунду. И тут же мы оба отвернулись. Но я тебя уверяю, что в воздухе пробежала искра. Над нашим столиком образовался очаг напряженности. Примерно в это самое время.

– Еще бы.

– Так мы съели всю пачку. Он, я, он, я…

– Всю пачку?

– Ну в ней было всего восемь штук, но в те минуты мне казалось, что прошла целая жизнь. Наверно, гладиаторам на арене и то было легче.

– Гладиаторы сражались на солнцепеке, – сказала Фенчерч. – Физически они страдали больше.

– Тем не менее. Ну ладно. Когда остатки погубленной пачки валялись между нами, этот тип, сделав свое гнусное дело, наконец поднялся и ушел. Разумеется, я вздохнул с облегчением. До моего поезда оставалось несколько минут, и я допил кофе, встал, взял газету, и под ней…

– Ну же?

– Лежала моя пачка печенья.

– Что? – переспросила Фенчерч. – Что-о?

От изумления она раскрыла рот и с хохотом откинулась на траву. Потом снова села.

– Ах ты мой глупенький, – выкрикнула она сквозь смех, – ну просто караул, совсем ничего не смыслишь.

Она толкнула Артура, опрокинув его на спину, прижалась к его груди, поцеловала и откатилась в сторону. Артура поразило, какая она легкая.

– Теперь ты расскажи какую-нибудь историю.

– Я думала, – низким, хрипловатым голосом проговорила Фенчерч, – что ты очень хочешь вернуться в дом.

– Не к спеху, – беззаботно сказал Артур. – Я хочу, чтобы ты рассказала историю.

Фенчерч перевела взгляд на озеро и немного подумала.

– Хорошо, – согласилась она, – только это совсем короткая история. И не такая смешная, как твоя, но… Ну ладно.

Она опустила глаза. Артур чувствовал, что опять наступило особенное мгновение. Казалось, даже воздух вокруг них застыл в ожидании. Артур взмолился, чтобы воздух куда-нибудь убрался и занялся своими делами.

– Когда я была маленькая… – заговорила Фенчерч. – Истории вроде этой всегда так начинаются: «Когда я была маленькая…» Ну ладно. Это вступление – такой традиционный штамп. Когда девушка вдруг говорит: «Когда я была маленькая…» – это значит, что сейчас она начнет изливать душу. Сейчас будет это вступление. Когда я была маленькая, в изножье моей кровати висела картинка… Ну как тебе моя история?