— Вы хотите снова переговорить с доктором Бауэром? — спросил Орлов.

— Сначала я сам проведу кое-какие исследования. Знаменитый эксперт заметил: «Бриллиантов много». Я должен сузить круг поисков, чтобы не тратить время впустую.

Орлов казался неудовлетворенным.

— А как насчет Чу Санфу?

— Азиат перестал быть проблемой. Теперь мы знаем, к чему он стремится и что собирается делать. Камнем преткновения становится Базил Селкирк.

События показали, что оба заявления Холмса были ошибочными.

На следующее утро я должен был навестить нескольких пациентов. Холмс опять поднялся раньше меня, если только вообще ложился спать. По его поведению никогда нельзя было определить, отдыхал он или нет. Во всяком случае, кому-то, и я подозреваю, что Билли, пришлось потрудиться. Холмс сидел в кресле у камина, углубившись в книгу, а на столе было разбросано несколько незнакомых томов. Часть из них была раскрыта.

— Что это? — спросил я, указывая на книги.

— Исследования, Ватсон. — Меланхолии Холмса как не бывало. Он снова шел по следу и был счастлив. — Работы специалистов по бриллиантам. Здесь труды Жан-Батиста Тавернье и нашего Эдвина Стритера. Несколько интересных комментариев Бенвенуто Челлини, научные труды Капефижу и Брантоме по общественным отношениям.

— Боже мой! — простонал я со скорбной улыбкой. — Мы обычно по колено завалены вашими архивами преступлений, а теперь очередь книг о бриллиантах.

— Временное неудобство, Ватсон.

— Вы что-нибудь выяснили?

— Пока нет. Но выясню. Когда знаешь, что искать, работа становится легче. У нас, конечно, есть последнее средство. — Я непонимающе уставился на Холмса, и он продолжил: — Наш клиент Васил Д'Англас сообщил, что будет в Лондоне через два дня. Вы, надеюсь, понимаете, старина, что он знает тайну Золотой Птицы.

— Так почему просто не спросить его, Холмс?

— А вы думаете, он скажет правду? — Сыщик отложил книгу. — Кроме того, Д'Англас — наш клиент. Это мы должны информировать его, а не наоборот.

Прежде чем я смог найти подходящее возражение, Холмс снова сменил тему:

— Знаете, это дело нравится мне все больше. Спрятан бриллиант огромной ценности. И спрятан не где-нибудь, а в вещи, которая ценна сама по себе. Большое сокровище укрыто в меньшем. Я не могу вспомнить аналогичный случай. Поразительно!

После завтрака я оставил Холмса копаться в старых книгах и вышел на Бейкер-стрит, пациенты заждались меня. Кеб стоял неподалеку, и я сел в него, собираясь назвать вознице адрес. Это было последнее, что я запомнил…

Очнувшись, я обнаружил, что лежу на соломенном тюфяке и кто-то трясет меня за плечи. Когда глаза привыкли к тусклому свету, я разглядел человека, который привел меня в сознание, поставил на ноги и поддерживал, помогая справиться с нахлынувшей дурнотой. Человек этот был подобен горе, его мускулы напоминали канаты океанского лайнера, но сильные руки были поразительно мягкими и нежными. Бритая голова терялась на бычьей шее, переходящей в плечи гориллы. Ручищи гиганта напоминали окорока. Подождав, пока я окончательно приду в себя, великан мягким голосом произнес:

— Идите.

Выбора не было и я повиновался.

Пахло землей и илом — где-то рядом была река. Но воздух был чистым и сухим. Меня вывели из небольшого помещения, где я спал, очевидно, под действием какого-то наркотика. Нестерпимо резало глаза, но тошнота прошла. До сих пор не знаю, чем меня усыпили.

Мы спускались по узкому коридору с земляным полом. По обе стороны через равные промежутки находились двери, помеченные ярко-красными иероглифами. На перекрестках тяжелая рука, лежавшая на моем плече, поворачивала меня в нужном направлении. Где бы я ни находился — а я подозревал, что в Лаймхаусе, — меня вели по коридорам лабиринта. Проход то и дело разделялся, прошло довольно много времени, прежде чем мы оказались перед пролетом шатких ступенек. Короткий подъем, и, миновав портеру, мы оказались в большой комнате, освещенной газовыми рожками. Мой провожатый погасил свечу и отпер дверь в дальней части комнаты, знаком приказав мне войти в нее.

Я очутился в маленькой комнате, стены которой были увешаны коврами. Тошнотворно пахло ладаном. Горело множество свечей, я заметил, что их пламя неподвижно, как в церкви. Это производило гипнотический эффект, и я затряс головой, чтобы побороть сонливость. Мой провожатый прошел через комнату и откинул ковер, обнажив богато инкрустированную деревянную панель. Я услышал, как щелкнул замок. Китаец-гигант сдвинул панель в сторону и, не трогаясь с места, знаком велел мне войти.

Я оказался в комнате, увешанной коврами от пола до потолка. Невозможно сказать, были ли за ними стены. Панель за спиной сама собой вернулась на место. Я стоял в десяти футах от большого стола, украшенного искусной резьбой. Вероятно, это было розовое дерево, столешница была покрыта лаком и отполирована до мягкого блеска. За столом в кресле с высокой спинкой сидел китаец. Фигура в наглухо застегнутом халате казалась неестественно прямой. Лицо азиата напоминало круглую желтую маску, на которой выделялись проницательные раскосые глаза. Голову едва прикрывали несколько жидких прядей, с подбородка свешивались две тонкие полоски седых волос. Несмотря на седину, хозяин комнаты не казался слишком старым, хотя я не взялся бы определять возраст китайца. Тонкие пальцы с необыкновенно длинными ногтями осторожно гладили огромное животное с короткими лапами и длинным, нервно подрагивающим хвостом. Зверь смотрел на меня блестящими любопытными глазами. Я узнал этого зверька.