Ни первый, ни второй вариант, предполагающие лишение свободы передвижений, а то и жизни, их не устраивал.

Вилк вспомнил слова Ачейко, что ассасины обычно пользуются отравленным оружием, поэтому был предельно осторожен. Лжемонахи напали на него с двух сторон, и завертелась такая схватка, в которой Вилку еще не приходилось участвовать. Ассасины обладали потрясающей выучкой и немыслимой скоростью передвижений. Не будь он в состоянии «живы», Вилка убили бы еще в начале поединка. Ассасины двигались еще быстрее, чем рыцарь-монашек, с кем он скрестил меч, когда его принимали в орден.

Но для Вилка выпады противников все равно казались несколько замедленными, чем он и воспользовался: поймав своим скрамасаксом на встречном ударе кинжал одного из ассасинов, юноша резко и сильно крутанул мечом, и клинок наемного убийцы, сверкнув в воздухе, как большая рыбина чешуей, отлетел в заросли чертополоха. Лжемонахи явно опешили, ведь оружно теперь приходилось драться с Вилком только одному, что сильно снижало их шансы остаться в живых.

Вилк надеялся, что тот, кто потерял кинжал, бросится искать его, и тогда он быстро расправится с другим противником. Но ассасин и не думал оставлять поле боя. Он кружил вокруг руса, стараясь зайти ему за спину. Вилк понял, что тот задумал, и решил позволить ассасину провести какой-то прием.

Он сделал вид, что упустил его из виду, но едва ощутил прикосновение чужих рук, как тут же резко ушел в сторону, захватил руку наемного убийцы, и с силой швырнул его через себя на каменные плиты дворика.

Удивительно, но ассасин не упал, как хотел Вилк; он знал, что после такого броска на камни шанс покалечиться самый вероятный. Или из противника вышибет дух, что тоже хорошо. Но ассасин непостижимым образом извернулся в воздухе и приземлился как кошка – на четыре точки. Тем не менее он все равно был ошеломлен.

– Последний раз говорю, сдавайтесь, – с неестественным спокойствием сказал Вилк. – В противном случае вам жить осталось совсем немного.

Как раз в этот момент его противник с кинжалом отскочил и помог подняться своему товарищу. Слова и вид франка были последней соломинкой, которая, как известно, сломала хребет тяжело нагруженного верблюда. Переглянувшись, ассасины вдруг развернулись и бросились бежать. Вилк полетел за ними, как на крыльях, все еще под влиянием «живы».

Но погоня длилась недолго. Ассасины добежали до какого-то провала в земле и прыгнули в него. Когда к этой глубокой дыре подскочил Вилк, то услышал лишь журчанье воды и удаляющиеся шлепки торопливых шагов. Присмотревшись, юноша понял, что это древняя канализация. Такая же была и в замке тамплиеров. В нее сливались отходы поварни и грязная вода городских бань. Вилк слышал, что канализация идет под всем городом и представляет собой сложенные из обожженного кирпича и дикого камня подземные ходы высотой в человеческий рост.

Последовать за ассасинами в темень подземелья, откуда к тому же еще и дурно пахло, Вилк не рискнул. Он вернулся в дворик, подобрал монашеские плащи, брошенные ассасинами, и кинжал, и поторопился на Улицу Менял, хотя, по здравому размышлению, его там уже никто не ждал.

Вилк недолго пробыл в Тире. Спустя две недели после смерти Конрада Монферратского от ножей ассасинов Робер де Сабле со всей своей свитой перебрался в отвоеванную у сарацин Акру, за которую пришлось сражаться два года, где находилось второе командорство тамплиеров. А свита у Великого магистра была немалой: капеллан, искусный писец-клирик, в совершенстве владеющий латынью, «сарацинский» писец, знаток арабского языка и письма, двое личных конных слуг из числа членов ордена, рыцарь, исполнявший обязанности ординарца, кузнец-оружейник, ковавший и чинивший доспехи и оружие великого магистра, два конюха, в обязанности которых входил уход за его боевым конем, личный повар, два так называемых «адъюнкта» – орденские рыцари из благороднейших родов, составлявшие ближайший совет великого магистра и два оруженосца-телохранителя, одним из которых был Вилк.

Кроме того, с Робером де Сабле переехал в Акру и сенешаль, заменявший Великого магистра в случае отсутствия его по каким-либо причинам, которому прислуживали два оруженосца, орденский брат из низших чинов, капеллан, писцы и двое пеших слуг. А еще к ним присоединился и маршал – главный полководец Ордена. В военное время все рыцари и услужающие братья состояли под его непосредственным началом.

Великий магистр был чрезвычайно расстроен. Во время допроса с пристрастием ассасина, которого удалось взять живым, он признался, что для убийства короля Иерусалима их нанял… король Англии Ричард Плантагенет! Это было неслыханно! Присутствующий при допросе бальи Тира побелел как полотно. Но он был вассалом де Монферрата, а что тогда говорить о друге английского короля Робере де Сабле… Ему хотелось немедленно провалиться сквозь землю, несмотря на то, что они и так находились в пыточном подвале замка тамплиеров.

Не мог Ричард так поступить, не мог! – немного успокоившись, решил великий магистр. При всем том король Англии был истинным хранителем рыцарских традиций и никогда бы не опустился до столь низменного злодейства.

Так и решили в узком кругу – что о признании ассасина лучше молчать. Его запытали до смерти, а он раз за разом, до последнего вздоха, упрямо повторял, что в смерти Конрада Монферратского повинен король Ричард. И Великий магистр, и Бернар дю Тампль, и другие рыцари, присутствовавшие при допросе ассасина, понимали, что он, скорее всего, лжет, ведь фанатизм сарацин им хорошо был известен. Но почему он назвал именно Ричарда, а не кого-то другого? Какая корысть королю Англии от смерти де Монферрата? И что это дает Старцу Горы, повелителю ассасинов?

На этот вопрос ответа ни у кого не нашлось. Лучшим выходом из создавшейся ситуации все признали молчание. На том и поклялись. Но шила в мешке не утаишь. Уже через неделю неприятная новость неизвестно какими путями вырвалась из подземелья командорского замка и пошла гулять среди крестоносцев со скоростью и разрушительностью самума. Представив, что случится, когда все это дойдет до злейших врагов Ричарда Плантагенета – короля Франции и австрийского герцога Леопольда, Великий магистр даже застонал, словно от зубной боли…