Для большей безопасности находившихся в вагенбурге воинов-стрелков со стороны, обращенной к врагам, дополнительно подвешивались еще и деревянные щиты. А в самой повозке имелся ящик, наполненный камнями для пращ (которые можно было метать и руками, если закончатся стрелы, а враг будет совсем близко). В данный момент вагенбург был загружен всякой всячиной, и места для его пассажиров явно было маловато, что не особо их удручало – по бездорожью лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Особенно это касалось отца Руперта, который благодарил Бога за такую милость, – не топать на своих двоих вместе с кнехтами и слугами рыцарей, а путешествовать (если не считать тряски) весьма комфортно.

Впрочем, как раз в этом моменте его небесный покровитель был не при делах. Все обустроил Хуберт. Оказалось, что возница вагенбурга – завсегдатай харчевни Мохнатого Тео и большой почитатель его таланта, а уж когда менестрель предъявил «проездной билет» – кувшин доброго вина, места в повозке им были предоставлены до самой Хонеды. Конечно, брать пассажиров возницам изрядно загруженных вагенбургов категорически запрещалось, чтобы сильно не утомлять тягловых лошадок, но на какое только нарушение правил и приказов не пойдешь, чтобы прислужить людям искусства. А уж про святого отца и говорить нечего…

Обоз был слабым местом тевтонского воинства. Он растянулся почти на половину германской расты [41] , и защита его во время движения в случае нападения сильного отряда пруссов была весьма сложной задачей. Впереди и сзади обоза ехали рыцари и их оруженосцы, а рядом с повозками топали кнехты, полубратья и прочие слуги. Только маркитанты, без которых любой поход считался немыслимым, поскольку торговцы были блистательными снабженцами, – восседали в своих крытых фургонах, поглядывая свысока на серую массу изрядно уставших вояк.

Возница дал менестрелю и монаху кусок широкой рогожи, сплетенной из мочала, которой они укрывались от непогоды и разных опасностей – вдруг какому-нибудь любопытному вояке вздумается заглянуть внутрь повозки. Когда приближался конник, возница стучал кнутовищем по борту вагенбурга, и его пассажиры тут же прятались под рогожу.

У сидевшего на передке возницы, недалекого малого из Тюрингии, голова шла кругом от разговоров святого отца и менестреля, коротавших время за философическими спорами.

– …Стремление к Богу и познание его возможно главным образом через внутренний опыт, – витийствовал отец Руперт. – Стремление к Богу – это есть естественное чувство человека.

– Согласен, – быстро подхватил его мысль менестрель. – Но если это так, то почему пруссов, у которых другие боги, мы насильно обращаем в христианскую веру? Ведь они тоже люди и тоже познают Бога через внутренний опыт. И он у них никак не меньший, чем у нас.

– Есть два пути познания Бога – философский и богословский, – снисходительно улыбнулся монах. – Философия в своем познании исходит из вещей и затем по ступенькам восходит к Богу. Путь богословский, наоборот, исходит из откровения, из того, как нам дается в откровении знание о Боге, и затем уже происходит нисхождение к животному миру. Богословие ведется светом Божественного откровения, философию ведет естественный свет разума. Идолы пруссов – это дьявольское заблуждение.

– То есть, по-вашему, несчастные дикари еще не доросли до философского пути познания истинного Бога, – с иронией сказал Хуберт. – И вы, ваша святость, минуя этот важный этап в становлении человеческой личности, сразу же пытаетесь втюхать им богословские догмы. Однако! Это все равно, что сеять рожь зимой, по заснеженному полю.

– Богословие ведется светом божественного откровения, философию ведет естественный свет разума. Но эта самостоятельность философии кажущаяся, потому что в действительности каждый человек пользуется некоторым критерием истинности, который исходит из божественного откровения. Поэтому разум может пользоваться своими истинами лишь при помощи сверхъестественной помощи. В этом и состоит моя главная задача – дать неразвитому разуму диких пруссов надлежащую опору на откровение. Пока они пользуются своим разумом самостоятельно…

– Если вы попадетесь в руки лесным дикарям, – перебил его, посмеиваясь, Хуберт, – они вмиг докажут вам, что их разум достаточно развит. Хотя бы для того, чтобы отправить вас на костер аки жертвенного агнца.

– Свят, свят! – замахал испуганно руками монах. – Спаси и сохрани нас, Господи!

– А по-моему, святой отец, вы ставите телегу впереди лошади. Сначала нужно объединить пруссов под началом ордена, притом без ненужных жестокостей. Ведь милосердие – лучший путь к душе любого человека, даже дикаря. А затем постепенно развивать его разум, чтобы божественное откровение не знало преград.

Отец Руперт собрался что-то возразить, но тут раздался условный стук, и они быстро спрятались под рогожу. Спустя какое-то время над их головами раздался знакомый голос:

– Эй, улитки, выползайте на свет ясный! Я притащил вам корм.

Откинув рогожу, Хуберт увидел хитрую физиономию Эриха, оруженосца Ханса фон Поленца. Они договорились, что тот будет приносить им еду и пиво. Конечно же продукты большей частью были ворованными, однако платить за услугу все равно приходилось, и немало, – Эрих был тот еще проходимец.