– Злой дух покинул тело рыцаря, – на ломаном языке сказал знахарь. – Посмотрите…

Менестрель и Эрих вошли в шатер и увидели изрядно исхудавшего рыцаря, который рылся в ворохе одежды, разыскивая свои портки. Он все еще был бледен, но бодр, а когда увидел Эриха, то рявкнул:

– Какого дьявола ты не принес мне поесть?! Тащи сюда жаркое и побольше вина. Да поторапливайся!

Обрадованного оруженосца словно ветром вымело из шатра, но тут его поймал за руку менестрель и, кивнув в сторону знахаря, властно сказал:

– Заплати за услугу!

Тяжело вздохнув, Эрих полез в свой кошелек, достал медную сарацинскую монетку, которая была в ходу среди рыцарей-крестоносцев, и положил ее на заскорузлую ладонь дикаря. Но в руке знахаря она долго не задержалась. Он с негодованием бросил ее под ноги оруженосцу и снова требовательно протянул к нему ладонь. Эрих хотел было возмутиться от такой наглости, но тут менестрель бесцеремонно отобрал у него кошелек, выудил оттуда три серебряных генуэзских гроссо [45] и дал их знахарю. Тот попробовал одну монету на зуб, оскалился по-волчьи, – наверное, это он так улыбался – и сказал:

– Щедрость – дар богов. Возьми это, – он протянул Хуберту кожаный мешочек со снадобьем. – Будешь давать рыцарю по щепотке три раза в день перед едой. Можно не с водой, а с пивом или вином. Поить ровно семь дней. После этого наступит полное выздоровление.

– Благодарю тебя… – менестрель вежливо поклонился.

Знахарь присмотрелся к нему внимательней и вдруг сказал:

– Ты хороший человек, поэтому мой тебе совет – держись подальше от воды.

С этими словами он быстрым шагом направился к околице селения, где воины-стражи сделали вид, будто его не заметили, и вскоре исчез за поворотом дороги. Эрих побежал в харчевню, чтобы принести обед своему господину, а несколько смущенный менестрель еще долго смотрел вслед знахарю, хотя того уже и след простыл. Что этот дикарь имел в виду, когда предупредил его, чтобы он держался подальше от воды?

Весна в Пущу пришла ранняя, и уже в конце месяца первоцвета закипела работа на полях. Несмотря на то, что дайнавы жили среди лесов и мужчины большей частью были охотниками, земледелием соплеменники Скуманда занимались с глубокой древности. Они старались (насколько это возможно в лесах при малых размерах посевных площадей) запастись хлебом как для себя, так и для тех, кто не имел возможности вырастить его собственными силами. Среди дайнавов не было нищих; бедняк мог свободно зайти в любой дом, поесть и вдобавок получить продукты на дорогу. А уж про вдов, жен павших на поле брани воинов, и говорить нечего – они получали с общего котла все лучшее.

Земледелие считалось делом особо почитаемым; ведь сами боги покровительствовали тем, кто занимался крестьянским трудом. Сохи всегда делали не иначе, как из корневищ священных дубов. Дайнавы сеяли рожь, просо, ячмень, горох, лен, а также хмель и репу.

В почете было и пчеловодство – хмельная медовуха издревле была любимым напитком дайнавов (правда, они все же предпочитали густое, похожее на болтушку, пиво и еду, и хмельной напиток в одной кружке). Пчел разводили в Пуще в бортях – естественных дуплах или изготовленных из отрезков бревен и подвешенных на дереве примитивных ульях. В них устраивались отъемные должеи (втулки), а в верхней части – сновы (внутренние кресты), которые служили для лучшего крепления сотов. Бортники в отличие от охотников за медом не уничтожали пчелиные семьи и не разрушали их жилища. Они забирали лишь часть сотов с медом, оставляя пчелам запас корма, достаточный до начала следующего сезона.

В каждом семействе женщины ткали полотно, а мужчины выделывали кожу и изготавливали необходимые земледельческие орудия. Были мастера, которые делали глиняную посуду и музыкальные инструменты – деревянные и роговые трубы, бубны и лиры, на которых играли вайделоты-певцы; их называли брутаниками. Скуманд так и не смог освоить в достаточной мере искусство священного пения; он считал это пустым занятием. Его больше привлекали упражнения с оружием. Были среди дайнавов и искусные резчики, делавшие идолы богов, а также каменщики, которые строили очаги и капища.

Что касается торговли, то она была неразвита. Племена ятвягов и дайнавы, в частности, не любили чужеземцев, даже если они были купцами. В Судовии инородцам не было места. Поляки и кривичи, соседи ятвягов, так и не смогли просочиться на их территорию, хотя на Пущу все смотрели жадными глазами. Она изобиловала дичью; олени, зайцы, косули, лисы, белки, речные бобры, лесные куницы, барсуки, лоси, рыси, бурые медведи, дикие кабаны и туры были желанной добычей любого охотника. А уж пернатых было и вовсе не счесть.

Только совсем дикие племена, вечные бродяги, которые не имели постоянного места обитания и которые неизвестно откуда пришли в Пущу, нарушали достаточно спокойную и размеренную жизнь ятвягов. На них охотились, как на хищных зверей, и убивали всех без разбору.

Различные товары, которые ятвяги не могли производить сами, они добывали войной – набегами на соседей или в качестве наемников в войсках какого-нибудь князя. Такие воинственные соседи мало кому из вождей прибалтийских племен нравились, поэтому почти каждый год они устраивали походы на Судовию. Однако от таких карательных экспедиций толку было немного. Пуща защищала ятвягов не хуже крепости. К тому же мало кто из пришлых мог успешно воевать в труднопроходимых лесных дебрях в отличие от тех же дайнавов, для которых Пуща была родным домом, исхоженным вдоль и поперек.