Такой кошмар, сплошное зло!

А вот поди ж ты, сняться лестно

С ним, – столько времени прошло!

Теперь не слышен мне ни лязг, ни гром

Землечерпалок и камнедробилок —

И хорошо! Пусть ходит ходуном

Листва и ветер гладит мне затылок —

Не слышу их, но чувствую, слежу

За ними восхищенными глазами,

Морскою пеной больше дорожу,

Чем прежде, белогривыми волнами.

А если что-то сброшу со стола,

Блокнот ли, ручку, – странная пропажа

Волшебна так, чудесна и хитра,

Что как-то и не огорчает даже,

А человек, мне кажется, уже

Сказать не может ничего такого,

Чего бы я не знал, чему в душе

Заранее не подобрал бы слова.

Фредерик, вы должны обессмертить себя,

Фортепьяно для этого мало,

И любя вашу музыку, страстно любя,

Я хотел бы еще и вокала,

И симфонии, оперы вам пожелать,

Без сюжета нельзя и героя!

Надо Моцарту быть и Россини под стать,

Барабана прошу и гобоя.

Фредерик, полюбите фагот и трубу,

Вам не скучно без флейты и скрипки?

Я готов обратить пожеланье в мольбу:

Постарайтесь избегнуть ошибки,

Полонез превосходен, прелестен этюд,

Безусловно прекрасна мазурка,

Но от вас и во Франции большего ждут,

И в тяжелых снегах Петербурга.

Фредерик улыбается. Он не взбешен,

Не смущен, не сердит, не расстроен.

В этих увещеваниях есть свой резон,

Его старый учитель достоин

Уважения. Вот и Мицкевич к нему

Подходил с тем же самым советом.

Он напишет ноктюрн и приложит к письму —

И ноктюрн будет лучшим ответом.

Оревуар, адье и до свиданья,

Аривидерчи, ауфидерзейн,

Гудбай, гуднахт, – в минуту расставанья

Неву ли, Темзу, Тибр увидим, Рейн?

А может быть, какую-нибудь речку

Поменьше, Суйду, скажем, как она

Была, подобно тусклому колечку,

Мне из окна вагонного видна.

Влекла, манила, солнцем разогрета,

И говорила в зарослях о том,