Снежок с фонарной позолотой.

Так люди, ждущие письма,

Звонка, машины, телеграммы,

Лишь частью сердца и ума

Вникают в споры или драмы,

Поступок хвалят и строку,

Кивают: это ли не чудо? —

Но и увлекшись, начеку:

Прислушиваются к чему-то.

Нет лучшей участи, чем в Риме умереть.

Проснулся с гоголевской фразой этой странной.

Там небо майское умеет розоветь

Легко и молодо над радугой фонтанной.

Нет лучшей участи… похоже на сирень

Оно, весеннее, своим нездешним цветом.

Нет лучшей участи, – твержу… Когда б не тень,

Не тень смертельная… Постой, я не об этом.

Там солнце смуглое, там знойный прах и тлен.

Под синеокими, как пламя, небесами

Там воин мраморный не в силах встать с колен,

Лежат надгробия, как тени под глазами.

Нет лучшей участи, чем в Риме… Человек

Верстою целою там, в Риме, ближе к Богу.

Нет лучшей участи, – твержу… Нет, лучше снег,

Нет, лучше белый снег, летящий на дорогу.

Нет, лучше тучами закрытое на треть,

Снежком слепящее, туманы и метели.

Нет лучшей участи, чем в Риме умереть.

Мы не умрем с тобой: мы лучшей не хотели.

В тридцатиградусный мороз представить света

Конец особенно легко.

Трамвай насквозь промерз. Ледовая карета.

Сухое, пенное, слепое молоко.

И в наших комнатах согреться мы не в силе.

Кроваво-красную не взбить в прожилке ртуть.

Весь день в России

За край и колется, и страшно заглянуть.

Так вот он, оползень! Они смешны с призывом

В мороз открытыми не оставлять дверей.

Сыпучий оползень с серебряным отливом.

Как в мире холодно, а будет холодней.

Так быстро пройден путь, казавшийся огромным!

Мы круг проделали – и не нужны века.

Мне всё мерещится спина в дыму бездомном

Того нелепого, смешного седока.

Он ловит петельку, мешать ему не надо.

Не окликай его в тумане и дыму.

Я мифологию Шумера и Аккада

Дней пять вожу с собой, не знаю, почему.

Всех этих демонов кто вдохновил на буйство?

То в плач пускаются, то в пляс.

Бог просит помощи, его приводят в чувство.

Табличка с текстом здесь обломана как раз.

Табличке глиняной нам не найти замену.