Если в городской политике все же начинает доминировать «коалиция антироста», то развитие территории переориентируется на улучшение окружающей среды, а местные власти стремятся ограничивать рост населения общности. Это осуществляется через соответствующее законодательство, инструкции, разрешения на строительство, нормативы природопользования и т. п. Существенно замедлить рост или даже свести его к нулю может противодействие расширению улиц, строительству новых дорог, вырубке деревьев, затягивание с созданием необходимых для роста коммуникаций и служб (водоснабжение, канализация, пожарная охрана), увеличение соответствующих пошлин, охрана исторических памятников и т. д. В этом случае у местных властей появляется больше возможностей сделать что-то непосредственно для жителей территории, а не для роста их числа, а промышленные проекты все более оцениваются с точки зрения их социальной полезности (полезности произведенного продукта). В целом укрепление альтернативных росту коалиций обычно приводит к большей «прогрессивности» местной политики [180] .

Концепция «машин роста» вполне заслуженно стала широко использоваться в эмпирических исследованиях власти. В отличие от структуралистских и марксистских подходов, фактически ставящих под сомнение значимость городской политики, она возвратила политику в центр городских исследований, фокусируясь на конкретных событиях и действиях различных акторов. Но при этом концепция позволила раскрыть ведущую роль бизнеса без необходимости доказывать его доминирование во всех сферах общественной жизни, как это делали представители «старых» элитистских подходов; она подчеркивала, что интересы бизнеса следует искать прежде всего в сфере местной экономической политики или в планировании использования земли, а не в сфере обеспечения социальных услуг. Выделив основную область конфликта в городской политике, данный подход делает ее рассмотрение более конкретным, сужая спектр претендентов на роль субъектов власти в городе, которыми могут быть «машины роста» или их оппоненты. При этом объяснение ведущей роли бизнеса в городской политике не сводится к его включенности в те или иные аспекты политической жизни города, а строится на основе учета его совокупного влияния на важнейшие аспекты политики (см. [Harding, Wilks-Heed, Huthins, 2000: 991–992]). Фокус на действиях и отношениях акторов городской политики направляет внимание исследователей на проблемы формирования и поддержания коалиций различных субъектов, взаимодействии городских политиков, чиновников, различных групп бизнеса, других акторов, учитывая как формальные, так и неформальные отношения между ними. Наконец, по сравнению с традиционными подходами теория «машин роста», как уже отмечалось ранее, претендовала на более адекватный учет влияния внешних по отношению к городской политике факторов.

Несмотря на очевидные преимущества, концепция «машин роста» не избежала критики. Признавая достоинства концепции, некоторые аналитики посчитали, что она все же упрощает реальную картину городской политической жизни. Одно из основных возражений Логану и Молотчу состоит в том, что их концепция не смогла окончательно преодолеть «локализм» более ранних элитистских подходов и по-прежнему сводит влияние более высоких уровней управления на городскую политику к реализации программ центрального правительства, поддерживающих развитие городского хозяйства. Между тем «коалиции роста» в своей политике нередко ориентируются на федеральные интересы [Ward, 1996: 432]. На этом основании А. Хардинг считает концепцию «машин роста» менее разработанной и аргументированной, чем теорию «городских режимов» [Harding, 1995: 44].

Некоторые комментаторы также отметили, что в своем стремлении избежать структуралистских объяснений городской политики американские исследователи переоценивают роль местных акторов и субъективного фактора в целом: «Они утверждают, что люди сами делают свою историю, но уделяют мало внимания обстоятельствам, в которых это происходит» [Harding, 1999: 692–693] (см. также [Ward, 1996: 431]). Данный недостаток становится более заметным при использовании концепции применительно к тем странам, где государство играет более существенную роль в городской политике [181] .

Кроме того, критики указали на то, что Логан и Молотч не вполне правомерно сфокусировались на одном из аспектов городской экономики, касающемся развития собственности и роли арендодателей в «коалициях роста». Между тем традиционные арендодатели сегодня все более становятся «исчезающим видом». С одной стороны, растущая спекуляция собственностью, в том числе на международном уровне, означает сокращение доли «местной» собственности; с другой – она все чаще оказывается в руках крупных фирм, которые путем ее приобретения снижают концентрацию своих бизнес-рисков. Эти типы собственников существенно отличаются от тех арендодателей, которые у Молотча и Логана играют центральную роль в «коалициях роста». При этом стратегия городского экономического развития, связанная с привлечением «внешнего» капитала и развитием местных бизнес-проектов, не ограничивается пакетом мер по развитию и эффективному использованию городской собственности. В ином случае местные власти не поддерживали бы инициативы, направленные на развитие исследований, образование, подготовку рабочей силы, использование новых технологий и др. Поэтому участвующие в «коалиции роста» группы интересов в ряде случаев могут вступать в противоречие с собственниками [Harding, 1995: 45].

Традиционные основания «машин роста» подрываются и некоторыми изменениями, происходящими в самой экономической сфере. Т. Кларк отмечает, что сегодня городские политики взаимодействуют уже не с небольшим числом крупных фирм, а с сотнями и тысячами небольших организаций; поэтому они «более склонны обращать внимание на общественные нужды, в которых заинтересованы все фирмы и их работники» [Clark, 2000: 34].

Несколько упрощенным представляется и сам базовый тезис о собственности как факторе, цементирующем общий интерес ее обладателей.

На практике среди собственников могут иметь место серьезные конфликты, не говоря уже о том, что некоторые из них нередко выступают против стратегии роста или ее отдельных элементов [182] . Конфигурация и конфликт интересов социальных групп зависит не только от ценностей или принадлежности к определенному социальному слою, но и непосредственно от характера и специфики внутренней конкуренции в городе.

Критике подверглись и некоторые понятийно-теоретические основания концепции «машин роста». Отмечается, что исследователи не всегда четко дифференцируют различные сферы и аспекты роста, а под «ростом» имеется в виду увеличение численности населения, расширение экономического пространства, повышение финансовой активности и др. Другой недостаток концепции заключается в том, что в ней не были адекватно прописаны критерии различения между властью субъекта (способностью субъекта реализовать волю в отношении объекта) и реализацией интересов субъекта, которая может быть достигнута и без осуществления власти, когда субъект получает то, к чему он стремится, и не прибегает при этом к каким-либо действиям, влияющим на сложившуюся ситуацию. По мнению К. Доудинга, теоретики «машин роста» не показали, что именно инициаторы роста обеспечили принятие и реализацию данной стратегии, навязав ее остальным членам городского сообщества. Экономический рост бесспорно выгоден собственникам земли, но он также может быть выгоден и любым другим жителям города; если субъект реализует то, что хотят все, то в этом случае власти нет. Чтобы продемонстрировать власть собственников, необходимо было показать, что они могли реализовать свою волю, несмотря на сопротивление других групп [Dowding, 1991: 108; Dowding, 1996: 79–80]. Наконец, некоторые сомнения возникают и относительно явного приоритета, который отдается вопросам роста над иными аспектами городской политики. Рост, безусловно, является наиболее показательной сферой (темой) в контексте выявления субъектов власти в городской общности. Но в ряде ситуаций сильных акторов могут в первую очередь интересовать проблемы распределения социальных благ и услуг (безопасность, образование, пособия и т. д.), а не экономический рост как таковой; поэтому каркас структуры власти в городе может формироваться и в сфере распределения городского сообщества.

В последнее десятилетие собственно концепция «машин роста» стала постепенно исчезать из исследовательской практики, будучи вытесненной и поглощенной теорией «городских режимов». Это вполне естественно: «Теория должна охватывать и учитывать как паттерны роста, так и паттерны антироста» [Clark, 2000: 34]. Укрепление альтернативных росту режимов в настоящее время стало тенденцией, а его акторы играют все более значимую роль в городском политическом пространстве. Однако сами «машины роста» отнюдь не исчезают, а лишь оказываются в ситуации все более острой конкуренции, что и сохраняет необходимость их всестороннего изучения. С этой точки зрения теория «машин роста» «выдержала проверку временем» и «сформировала важное направление исследования, которое сегодня вышло за пределы дисциплинарных границ и охватывает широкую сферу изучения города» [Jonas, Wilson, 1999: 4–5].