Между обоими сегментами класса собственников складываются довольно сложные отношения. С одной стороны, имеют место очевидные стимулы к сотрудничеству: основной способ интенсифицировать использование земли – привлечение инвестиций со стороны крупных экономических и финансовых корпораций. Это обусловливает необходимость создания корпорациям благоприятного экономического, политического и правового режима, обеспечение инфраструктурой, рынком рабочей силы и т. д. С другой стороны, корпорации могут отказаться от развития данной территории в силу тех или иных причин (наличие сильных профсоюзов, высокая стоимость природных ресурсов, высокие налоги, строгие меры по охране окружающей среды и др.) и покинуть город, что может крайне негативно сказаться на его экономике и социальной сфере. Такие ситуации вполне реальны в условиях конкуренции между городами за инвестиции. Тем не менее, несмотря на трения между «машинами роста» и корпоративным сообществом, они обычно действуют вместе [Domhoff, 1998: 61–63]. Во многом похожие отношения были обнаружены и за пределами США [Kulszar, Domokos, 2005: 555–556, 558–560].

Данный перечень основных и вспомогательных участников «коалиций роста» свидетельствует о том, что бизнес-элита обладает преобладающим влиянием в решении вопросов развития города, которое основывается на распоряжении материальными и духовными ценностями, а также способности привлекать капитал – как местный, так и базирующийся за пределами городского пространства – для решения городских проблем. Однако сама по себе бизнес-элита и поддерживающие ее группы не могут обеспечить выбор стратегии роста и ее реализацию без участия городского политического класса, поскольку многие составляющие экономического роста, его выгоды и издержки зависят от конкретных политических решений. Логан и Молотч отмечают, что не все его представители рекрутируются «машинами роста», а лишь те, кто реально связан с решением проблем роста и «не занимается исключительно символической политикой». Представители местной власти воспринимаются «машинами роста» как «посланцы индустрии», «коммуникаторы с потенциальными инвесторами», а их главной функцией становится создание благоприятного климата для развития бизнеса и организационных условий для роста [Molotch, 1976: 312–313]. Все это стимулирует элиту роста влиять на выбор местных политиков и наблюдать за их деятельностью [Logan, Molotch, 1987: 63].

Почему муниципальные власти поддерживают «коалиции роста»? Это один из основных вопросов в теориях «машин роста» и «городских режимов». Будучи в оппозиции к марксистским и структуралистским подходам, теоретики роста уделяют меньше внимания структурным и историческим факторам, которые обусловливают конфигурацию стимулов для местных властей и бизнес-элит поддерживать стратегии роста. Объясняя место бизнеса в политической структуре современного города, Логан и Молотч в своей книге ссылаются на концепцию «системной власти» К. Стоуна, который обосновывает наличие у бизнес-элиты «стратегического преимущества», связанного с ее доходами, богатством, авторитетом, статусом и стилем жизни [Stone, 1980: 978–990]. Заинтересованность в поддержке стратегий роста со стороны местных политиков и чиновников непосредственно связана с возможностью использовать ресурсы бизнеса для реализации своих политических целей и сохранения власти. В целом местные политики предрасположены к поддержке стратегий развития бизнеса, соглашений с (по крайней мере некоторыми) бизнес-группами и тщательному рассмотрению всех проблем и вопросов, касающихся бизнеса.

Каковы результаты политики роста? Как уже отмечалось ранее, участники «коалиции роста» обычно утверждают, что рост способствует увеличению налоговой базы, созданию рабочих мест, дает ресурсы для решения социальных вопросов, жилищной проблемы и т. д. С этим согласны и некоторые аналитики, которые воспринимают складывающийся в городских сообществах консенсус по поводу роста как вполне естественный, поскольку рост способствует достижению «всеобщего блага» и реализации «интересов общности как целого» [Peterson, 1981: 147, 143]. Питерсон пишет: «Городской бизнес выигрывает, но выигрывают и работники, стремящиеся иметь более высокую зарплату, владельцы домов, которые надеются на рост стоимости жилья, безработные, ищущие работу, и политики, которые стремятся к своему переизбранию» [Ibid.: 147].

Другие исследователи, в том числе и Логан с Молотчем, значительно более сдержанны в оценках последствий роста для жителей города. По их мнению, утверждения Питерсона могут быть в ряде случаев вполне адекватными. Однако выгоды и издержки роста зависят от многих обстоятельств и существенно варьируются. При этом в большинстве случаев дополнительный рост означает и рост преимуществ «машин роста» за счет интересов остальных [Logan, Molotch, 1987: 98].

К этому выводу они пришли на основе анализа данных по здравоохранению, уровню занятости, разрешению социальных проблем и охране окружающей среды [Ibid.: 85–97]. Рост жилищного строительства в конечном счете ведет к снижению налоговых поступлений, поскольку возрастают затраты на услуги, в которых нуждаются жильцы [Ibid.: 86]. Вопреки распространенным утверждениям о том, что рост «дает рабочие места» [177] , он на самом деле лишь перераспределяет их; в случае быстрого роста какой-то территории рабочая сила привлекается из других мест, и поэтому уровень безработицы обычно остается на том же уровне [Logan, Molotch, 1987: 89]. «Рост как таковой не есть панацея от городской бедности» [Ibid.: 93]; даже если он и не является причиной социальных проблем, в ряде случаев он затрудняет их решение, поскольку способствует росту их масштаба. Рост может усиливать неравенство между территориями, поскольку влияет на распределение ренты. И, разумеется, рост часто создает и (или) обостряет экологические проблемы. Поэтому чем больше становится город, тем больше людей желают его покинуть [Ibid.: 94–97].

Разумеется, не все акторы, действующие в городском политическом пространстве, заинтересованы в выборе стратегии роста, поскольку многие группы горожан имеют другие ценностные ориентации. Хотя рост и является доминирующей идеологией в большинстве городов, сопротивление ему есть практически везде, хотя и имеет разную степень. «Движения против роста» (anti-growth movements) [178] могут быть достаточно влиятельными, особенно на экономически развитых территориях, где жители опасаются, что (возможные) выгоды роста перевешиваются издержками загрязнения окружающей среды или потерей общности. Ранее эти движения считались «романтическими» или даже «иррациональными», а потому часто игнорировались. В последние годы база движений против роста стала значительно более широкой. Издержки роста были известны давно, однако ранее лишь немногие обращали на это серьезное внимание, хотя среди них были группы очень богатых людей, стремившихся сохранить для своего проживания небольшие малонаселенные территории (Беверли Хиллс, Сэндс Пойнт, Уэст Палм Бич и др.) [Molotch, 1976: 327]. Если в середине 1970-х годов Молотч рассматривал альтернативы росту лишь как появляющуюся тенденцию преодоления иррациональности политической системы [Ibid.: 328–329], то в последние десятилетия число городов, в которых появились сильные коалиции против роста или за «управляемый рост», возросло [Dowding, 1996: 79; Ferman, 1996; Clark, Goetz, 1994; Deleon, 1992]. Более поздние исследования подтверждают, что шансы на формирование прогрессивных режимов есть, хотя они и не так велики, как у «коалиций роста». В частности,

У Домхофф и Р. Гендрон подробно характеризуют ситуацию в г. Санта-Круз (штат Калифорния), где, по их мнению, был установлен «наиболее политически прогрессивный режим в Соединенных Штатах». При этом он оказался более устойчивым и стабильным, чем другие прогрессивные режимы [Domhoff, Gendron, 2009].

Успех этих движений наиболее вероятен там, где у них есть прочная опора в лице активного «светского» среднего класса, имеющего свободное время. «Коалиции против роста» обычно складываются вокруг движений в защиту окружающей среды, гражданских, а также антивоенных движений; к ним примыкают профессионалы из среднего класса, рабочие, государственные служащие и менеджеры фирм, чьи доходы не зависят от роста, а также все те, кто считает, что их благосостояние и стиль жизни находятся в противоречии со стратегией роста [Molotch, 1976: 327–328]. Движения против роста либо возникают в качестве реакции на действия местных властей, не желающих учитывать негативные социальные последствия тех или иных программ экономического развития, либо в результате прихода к власти людей, изначально поддерживающих идеологию охраны окружающей среды и социального либерализма [Clark, Goetz, 1994:136]. Как показал Р. Делеон, шансы на создание новых прогрессивных режимов существенно выше, если «прогрессивная» идеология инспирирует общее видение ситуации, легитимирует новые властные структуры и охватывает разные группы интересов [Deleon, 1992]. Успеху оппонентов роста могут способствовать и какие-то существенные ситуационные факторы. Например, Домхофф и Гендрон полагают, что достижения местных «прогрессивных» активистов в Санта-Круз были во многом обусловлены мощной поддержкой студентов, преподавателей и служащих университета Санта-Круз (позиционируемого ими как «наиболее либерального университета в стране»), а также защитников окружающей среды, которые активно защищали красивое побережье от Санта-Круз до Сан-Франциско [Domhoff, Gendron, 2009] [179] .

Но обычно движения против роста не бывают массовыми, поскольку не выражают надежды рабочего класса на новые рабочие места или квартиросъемщиков на собственные дома. Главную причину слабости социальной базы движений Молотч видит в убежденности большинства рабочего класса в том, что рост обеспечивает занятость [Molotch, 1976: 325]. Поэтому оппозиция «машинам роста» скорее отражает эстетические преференции высшего среднего класса, людей образованных и благополучных, готовых платить больше налогов, лишь бы не видеть уродливых фабрик, гамбургерных палаток и других последствий роста. Разумеется, не вся оппозиция состоит из высшего среднего класса. Исследователи власти описывали борьбу афроамериканцев и бедных против проектов городского строительства и развития центра города. Однако они отмечали, что традиционные городские элиты обычно вполне успешно справляются с такого рода оппозицией и их значительно больше беспокоит противодействие со стороны образованных и благополучных слоев [Dye, 1986: 35–37]. Однако в целом вероятность успешной борьбы против «машин роста» и установления альтернативных режимов Домхоффу не представляется высокой. «Поскольку резиденты фокусируют внимание на своем повседневном бытии, они часто не очень упорны в своих устремлениях и редко вступают в широкие коалиции с другими городскими территориальными группами» [Domhoff, 1998: 60].