Ледяев Валерий Георгиевич
Шрифт:
Специальное внимание Престус уделил вопросу о степени совпадения имен наиболее активных участников в решении разных проблем. Какова доля лидеров, активно участвующих в принятии только одного, нескольких и большинства решений? Насколько гомогенен пул лидеров? Какие ресурсы обеспечивают возможности влиять на решения в разных сферах городской жизни? Ответы на эти вопросы раскрывают степень плюралистичное™ городской политики: чем больше доля людей, активно участвующих во многих ключевых решениях, тем ниже уровень плюрализма.
Параллельно анализу процесса принятия решений и выявлению его акторов Престус попытался идентифицировать «наиболее влиятельных» людей с помощью репутационного метода. Формулировка самого «репутационного вопроса» у Престуса практически не отличается от классической хантеровской формулировки: «Представьте, что имеется важный для сообщества проект, который должна принять группа лидеров, с чьим решением согласились бы практически все жители. Каких именно людей Вы включили бы в эту группу (не важно, знаете Вы их лично или нет)?» Все отнесенные к категории «влиятельных» [328] интервьюировались до тех пор, пока не перестали называться новые имена [329] . В конечный список были включены те, кто имели не менее 20 % номинаций [Presthus, 1964: 57–58].
328
Репутационных лидеров Престус называл «влиятельными» (influentials), а лидеров в принятии решений – «принимающими решения» (decision-makers).
329
Престус отмечает, что между тремя панелями экспертов, включавших руководителей добровольных организаций, публичных лидеров и лидеров бизнеса имел место фактический консенсус [Presthus, 1964: 58].
Результаты «репутационного» исследования интересовали Престуса не только сами по себе, но и с точки зрения их совпадения или несовпадения с результатами, полученными с помощью решенческого метода. Сопоставление «репутационного» и «решенческого» списков, анализ существующих между ними различий и причин их появления имели большое значение как для объяснения содержательных аспектов распределения власти в рассматриваемых городах, так и для тестирования валидности методов и их корреляции.
Немалое место в исследовании Престуса занимает изучение степени и характера политического участия граждан как одного из индикаторов плюралистичности городской системы власти: «Если плюралистическая теория верна, то существенная часть граждан должна состоять в добровольных (политических) организациях, а сами организации должны играть важную роль в процессе принятия решений» [Ibid.: 242]. Престус описывает различные формы и аспекты участия (голосование по проблеме, членство в комитетах, посещение мероприятий, связанных с принятием тех или иных решений, участие в дискуссиях о решениях с другими гражданами, временные и денежные затраты на участие и др.), фокусируя внимание на трех его показателях: 1) степень индивидуального участия в ключевых решениях, 2) членство в различных политических и гражданских организациях и 3) участие групп и объединений в процессе принятия политических решений городского уровня [Ibid.: 242, 244)].
Наконец, Престус довольно подробно анализирует общий контекст, в котором протекает политическая жизнь обоих городков, приводит и анализирует данные об их социально-экономическом развитии, составе населения, традициях, ответах на внутренние и внешние вызовы.
Итоги исследования и его основные результаты Престус рассматривает в трех ракурсах: методологическом, содержательном и нормативном. В методологическом аспекте главный вывод Престуса состоит в том, что сравнительная полезность репутационного и решенческого методов вполне сопоставима. Исследование подтвердило, что у каждого из методов есть свои достоинства и недостатки. Репутационный метод способен выявить тех, кто имеет высокий статус, дающий большой потенциал власти, который не всегда используется; он может указать на тех людей, которые действуют «за сценой» и не всегда оказываются в списке принимающих решения. В свою очередь решенческий метод не улавливает некоторых тонких манифестаций власти, когда индивиды с большими ресурсами играют скрытые роли в механизме принятия решений или действуют через своих «подручных» (которые, согласно решенческому методу, попадают в число «властвующих») [Ibid.: 423].
Преимущество решенческого метода Престус видит в том, что он сфокусирован на поведении акторов и позволяет лучше дифференцировать осуществление власти и потенциал власти [330] . В то же время Престус признает, что на практике исследователю приходится сталкиваться с массой трудностей в применении метода, часто полагаться на воспоминания и оценки респондентов и использовать технологии, достаточно близкие к репутационным. При этом выбор решений может заключать тенденцию «структурировать определенную конфигурацию власти» [Ibid.: 423].
330
Данное утверждение представляется весьма спорным, особенно в контексте того, что большинство современных исследователей придерживаются диспозиционной концепции власти, рассматривая власть как потенциал, способность [Ледяев, 2001: 122–123]. Аргумент Престуса весьма традиционен для того времени: «Поведение является важным, поскольку оно допускает эмпирические наблюдения и измерения» [Presthus, 1964: 110].
По этим причинам, а также в силу экономичности репутационного метода, который легко инкорпорировать в исследование, Престус счел возможным констатировать, что его гипотеза о целесообразности использования комбинации методов подтвердилась. Впоследствии многие специалисты отмечали, что именно таким образом можно снять некоторые искусственные расхождения и добиться более адекватного объяснения структуры политической власти.
Результаты, полученные разными методами, совпали на 43 %. Причем в Ривервью корреляция методов была более заметной: почти две трети активных участников процесса принятия решений заняли высокие места и на репутационной шкале. В Эджвуде их оказалось около половины, но почти 30 % наиболее активных участников принятия решений были оценены на репутационной шкале очень низко. Разницу между городами Престус объясняет тем, что в Ривервью заметно выше концентрация власти, она более «зрима» (visible), и отсутствует сколько-нибудь выраженный разрыв между «осуществляемой властью» (overt power) и «предполагаемой властью» (reputed power). В Эджвуде власть более рассредоточена, и многие репутационные лидеры не играют активной роли в процессе принятия политических решений [Presthus, 1964: 425–426].
Характеризуя расхождения между результатами, полученными репутационным и решенческим методами, Престус, в частности, упоминает о том, что участник четырех решений в Эджвуде, занимающий самое высокое место на решенческой шкале, вообще не попал в репутационный список, а человек, открывающий этот список, не участвовал ни в одном из пяти решений [331] . Эти и некоторые другие примеры существенных расхождений между результатами, полученными разными методами, Престус рассматривает в качестве наиболее убедительного аргумента в необходимости использования комбинации методов [Ibid.: 111–113].
331
Престус объясняет ситуацию тем, что участие данного субъекта было в основном вспомогательным.
Другая закономерность, выявленная Престусом в ходе исследования, заключалась в том, что репутационный метод имел тенденцию фокусировать внимание на экономических лидерах. Именно они обладают наивысшими репутационными рейтингами, в то время как политические лидеры (это особенно заметно в Эджвуде) представлены на репутационной шкале гораздо слабее [332] . Данная ситуация отражает специфику лидерства, по крайней мере в США: многие важные и богатые люди, часто занимающие высокие позиции в обществе, нередко предпочитают действовать через своих подчиненных [333] . О них могут ничего не знать рядовые граждане, однако «продвинутые» хорошо осведомлены об их реальной роли в городской политике [Ibid.: 115] [334] .
332
Только один из пяти наиболее активных в принятии решений экономических лидеров не был номинирован на репутационной шкале.
333
В Эджвуде четыре из шести репутационных лидеров действовали «тихо», поручая активную роль своим подчиненным. Многие из них хорошо известны и могли бы открыто участвовать в принятии решений, однако предпочли «находиться за сценой» [Presthus, 1964: 116, 124].
334
Подробнее о методах изучения власти см. гл. VIII наст. изд.