Он поднял руки вверх, призывая всех замолчать.

— Хромой. Это Хромой. Эд Хромой, — донеслось из толпы. — Пусть скажет.

Через минуту стало тихо.

— Вот что, ребятки, есть ли промеж вас такой, кто может толково объяснить, по какому случаю тут совещаетесь? Чего работа стоит?

— Гришка, давай!

Вперёд вышел всё тот же длинный мужичок. У него было выщербленное лицо, носившее следы перенесённой в детстве оспы. Криво усмехнувшись, Григорий начал:

— Мы хотим нормального к себе отношения.

— Как это понимать?

— Третьего дня, когда бандиты пытались ворваться на верфь, вы заперлись у себя, а нас бросили в мастерских. Семнадцать душ загубили. Да оно, может, и понятно было бы, так опосля вы даже-ть не подумали их семьям какой-то грош послать…

— Вот тут ты, Гриша, не прав. Никто нигде не запирался. Просто число бандитов было слишком велико, и мы сразу не смогли их одолеть. То, что погибли рабочие, конечно, печально. Мы все скорбим. Но не надо забывать, что и среди стражников, да и нас, мастеровых, двенадцать душ погибло, а семеро изранено.

— Виру! Выплачивайте виру!

— Какая вира? — воскликнул кто-то позади Эда Хромого. — Вы совсем, что ли, белены объелись? Вира платится с ватаги, коли она не выдаёт виновного…

— А гибберлинги, что были в банде? Те морочники. Не Браса ли родственнички?

— Да ты, Гриша, точно с дуба свалился! — ответил Эд. — Если тебя послушать, так виру с вас сдирать надо.

— Отчего это? — подбоченился тот.

— А то, что в банде были люди. И они напали на нас — гибберлингов. А раз люди, то чего б среди них не быть вашим родственничкам? Может, Гриша, и твоих?

Снова стал подниматься гул, но Хромой резким жестом приказал всем замолчать.

— Тихо! Чего шумите? Будем разбираться. То, что касательно вашей виры…

— Да! Что там?

— На днях мы отсылаем Избору посыльного (тут у меня голове вдруг пронеслось, а почему к Избору; ведь он какое дело до всего этого имеет?) и будем просить, чтобы похлопотал о выплате семьям погибших причитающейся доли. Приём из расчёта, коли бы они отработали весь срок.

— Правильно! Верно говоришь! — донеслось со всех сторон.

— Охрану надо бы усилить, — добавил Григорий. — А то следующего разу они точно корабли захватят.

— Верно, над этим тоже думаем. Будет у того же Избора просить пару десятков ратников. И если он хочет, чтобы суда сошли со стапелей в срок, то не откажет. Всё всем понятно? Ну так теперича по своим местам расходимся.

Толпа ещё минуту гудела, а потом рабочие вместе с мастеровыми гибберлингами разбрелись по своим делам.

— Эд! — позвал Хромого Брас. — Тут к нам из Сыскного Приказа человека прислали.

— Что? — нахмурился старый мастер.

Двое за его спиной, скорее всего, были братьями по «ростку».

— Меня зовут Бор, — представился я.

— Мы его в Седых холмах нашли, — продолжал Брас. — Его чуть Мизгирь не слопал.

Мохнатые брови Эда поползли вверх.

— Ты что там делал?

— Шёл по следу одной банды… Я уже понял, что три дня назад она попыталась прорваться к вам на верфь.

— Да, было дело. Слава Тенсесу нам удалось отбиться. Послали в лагерь Залесскому за подмогой, да пока она прибыла — своими силами справились. Даже пленных захватили.

— Кого?

— Да одну семейку гибберлингов…

— Бестолковых, — подсказал один из братьев.

— Верно, Бестолковых. То мы их так прозвали. Они, конечно, не совсем бандиты. Сами в плену были.

— Их можно увидеть? Поговорить? — спросил я.

— Можно, чего же нельзя.

— А больше никого с бандитами не было? Эльфов, например?

— Эльфов? — Эд задумался. — Не помню.

Мы направились к виднеющемуся у скалы бревенчатому срубу.

— Опоздали вы, дорогой мой, — говорил Хромой. — Банда не смогла сюда пробиться и отступила, судя по всему, к Орешку.

— Много их было?

— Ну-у…

— Около тридцати, — сказал вместо Эда его брат.

— Думается мне, что-то были не простые бандиты. Уж слишком хороши в драке.

Мы вошли в дом. У старой печи, покрытой голубоватой изразцовой плиткой, сидели три несчастных на вид гибберлинга.

Морочники!

Я даже поёжился, ощущая какой-то отчего-то непонятный страх.

Мне и раньше приходилось слышать о провидцах, в простонародье называемых «морочниками», но, то в основном были какие-то байки. А вот видеть их никогда не приходилось.