Шрифт:
Избитые фразы, но сейчас я просто не находил другие. Или, всё-таки только они способны передать мои чувства?
— Мне всё равно. Я просто люблю тебя! — Корчакова тихо плакала.
Я смотрел на неё, такую хрупкую в этот момент. Душу стало переполнять эмоциями, сердце билось, что бешеное.
О, Сарн! Что сегодня за день такой! Это явно какое-то испытание…
— Пошли, — принял я вдруг вполне осознанное решение.
Оно было чётким и ясным. И я, взяв Заю за руку, увлёк её за собой.
— Куда? — испугалась она, чуть сопротивляясь.
Я не ответил и потянул её на улицу в ночь. Мы миновали пост в портовых воротах и быстрым шагом прошли Торговый Ряд, и вот уже на главной площади у башни Айденуса. Ещё десять минут, и я привёл Заю к Церкви.
Она всё ещё непонимающе смотрела на меня.
— Я хочу, чтобы ты стала моей женой! — слова прозвучали твёрдо и решительно…
9
Несколько дней мы жили обычной жизнью, как самые простые муж и жена: любились, ругались, вместе трудились по хозяйству, а вечерами сиживали у печи и мечтали о всяких приятных глупостях, вспоминали, вернее большей частью вспоминала Зая, о своих детских годах, родителях, умерших от чахотки на бедном хуторе в Смоляном бору.
— А брат, младший, давно правда, уехал в Сиверию, — печально говорила Зая. — Очень давно. Как-то летом он заезжал, а сейчас вообще о нём ничего не слышно. А что твои?
Она имела в виду мою семью.
— Кроме того, что я с Ингоса, ничего более не помню, — честно признался я. — Как в Красной зале в башне Клемента ди Дазирэ меня огрело по голове, так и всю память отшибло.
— Да ты что! — плеснула руками Зая. — Ты ничего такого не говорил…
— Не хотел…
— И что, ты совсем ничего не помнишь?
— Почему же! — я задумался, вспоминая вдруг развилку на Западном тракте и откуда-то нахлынувшее воспоминание о матери. — Отрывки… странные отрывки…
Зая подсела ближе и обняла меня за голову.
Мы долго молчали. Каждый сейчас обдумывал что-то своё. Из оцепенения меня вывело что-то жгучее, занырнувшее под рубаху. А потом ещё.
— Ты плачешь? — тихо спросил я.
— Да…
Я поднял голову и посмотрел в глаза Заи.
— Почему? Что случилось?
— Просто… просто плачу…
Вечера были очень холодными. Лужи по ночам покрывались лёгкой ледяной корочкой. Чувствовалось, что скоро нагрянет зима. Но нам в подклете было тепло: печка тихо потрескивала горящими дровами.
Зая вдруг крепко меня обняла и долго лежала головой на плече…
Поутру я сходил к мастеровым и нанял работников починить крыльцо. Потом закупил у гибберлингов солёной рыбы на зиму. А следующего дня съездил к Богдану Лютикову за медом этого года.
Несколько раз меня навещал Бернар. Он дивился моей странной перемене. Правда, всё же один раз заметил:
— Волку даже самый просторный вольер не заменит свободы. Правильней, дать ему вдоволь напиться кровушки.
Столь грубые выражения никак не шли к привычному образу благочестивого парня.
А мне вдруг в этот момент подумалось другое, что, в принципе, будет, что забрать с собой в чистилище. Будет, что вспомнить. Хотя бы и наши с Заей вечерние посиделки.
Да и на поверку вышло, что не такой я уж и «волк».
И вот сегодня снова пришёл Бернар. Выглядел он более хмурым и каким-то сердитым.
— Что случилось? — я как раз на заднем дворе колол дрова, которые вчера вечером закупил у мужиков из слободки.
Спрашивая, повернулся к нему левым боком, чтобы он не заметил следов страсти на шее.
— Снова по твою душу, — попытался пошутить эльф.
Я тихо выругался и отложил топор в сторону.
— Выкладывай, — негромко сказал я.
— Завтра с Тенебры прибудут наши маги. Анклав предписал послу всячески содействовать людям в подавлении мятежа в Орешке.
— И что дальше? — всё ещё не понимал я.
— Среди прочего, было сказано, что «мы, эльфы, не должны позволять, чтобы какие-то бандиты преспокойно хватали наших сородичей». Это, видишь ли, сильно подрывает авторитет…
Я усмехнулся: узнаю эльфов. Надменность и величие так и прёт из их нутра.
— Семья ди Вевр поспособствовала, чтобы посол мобилизовал все резервы для спасения мага. Понимаешь? Все резервы.
— Меня, что ли?
— Угу. Сам видишь — маг может стать опасным оружием в руках мятежников. Империя вторгнется в святая святых…