Эти слова попали закостенелым плантаторам в самое сердце. Я попрал единственный источник их дохода и власти — войну. Я поставил под сомнение повод и результат, чем вызвал гневные выкрики в свой адрес. Судье пришлось всех срочно успокаивать.

— Нельзя вечно жить прошлым. Мы ведем себя как паразиты, что пожирают тело хозяина. Только вместо тела — перспективы и наследие. Мы уйдем, а что будут делать потомки? Продолжать жить прошлым? Другие страны отменят рабство и значительно окрепнут. Гномы отменят рабство. Орки отменят рабство! А гордая Асталия умрет от собственной настырности и неспособности чуять веяния времени. Нас попросту поглотят сильные и свободные соседи. Я видел подобное не раз. Я видел как рушатся империи. Как начинаются жесточайшие гражданские войны. Как бы старый организм не цеплялся за жизнь, он рано или поздно умрет. Даже эльфы смертны. И ему на смену придет новая эпоха. Свободная и независимая, опирающаяся на всех без исключения граждан, а не на тех, у кого есть земля и рабы. Как произойдет перерождение — с кровью или без — зависит только от вас. И начинать изменения нужно уже сейчас, потому что завтра будет поздно!

Зал напоминал потревоженный улей. Призывы и угрозы судьи глушили самых громких, но общий гул никуда не девался.

— А теперь пусть встанет тот, кто считает эльфийских женщин достойными нынешнего положения. Ну, кто из вас не мечтал сменить старую брюзгливую женушку на вечно молодую красавицу? Или хотя бы разок переспать с дочерью леса? А? Есть такие? Вставайте и распишитесь в собственной лживости!

Противники рабства закивали, сторонники попытались возмущенно спорить, но судья призвал всех к тишине. А я продолжил:

— Вместе всегда лучше, чем порознь. Да, простят нас не скоро. Но мы и не навязываем братские узы. Я не говорю дружба. Я говорю — сотрудничество. Я не говорю любовь. Я говорю — уважение. Все это может быть достигнуто в кратчайшие сроки, нужно лишь первыми сделать шаг навстречу. Чем бы ни закончился этот процесс, я хочу чтобы вы обдумали мои слова. И перестали бояться. Я отринул страх, и вот теперь я здесь. Меня хотят лишить всего. Но я все равно не боюсь. Потому что прав!

— Господин Авелин, — устало протянул судья. — Ответьте, наконец, на мой вопрос. Вы отказываетесь от антирабских убеждений? Считаете ли вы их надуманной клеветой? Готовы ли вы в присутствии Наблюдателей присягнуть повторно?

Я обвел взглядом зал. Зрители затаились в ожидании моего последнего слова. Журналисты и художники во всю работали карандашами. Абель не подал мне никаких знаков. Лишь пристально смотрел, сохраняя бесстрастное лицо. Он хотел услышать мое решение, и только мое. Без давления и принуждения.

Я взялся руками за решетки, глубоко вздохнул и произнес:

— Нет, не отказываюсь. Я искренне убежден в необходимости полного и безоговорочного освобождения народа эльфов! И законодательной отмены рабства раз и навсегда!

Что в зале началось — словами не передать. Мои сторонники начали хором скандировать "Авелин". Противники пытались перекричать молодежь, да только куда там. Вскоре выкрики услышали на улице, и несколько тысяч глоток завопило:

— Авелин! Авелин! Авелин!

А я стоял и не знал, что делать — то ли плакать, то ли смеяться.

Воспользовавшись заминкой, судья удалился для вынесения приговора. Вернулся он минут через двадцать, когда полицейские намяли бока и выволокли из зала самых шумных. Снаружи народ тоже немного успокоился.

— Всем встать! — холодно произнес судья. — Я принял решение и довожу его до сведения всех собравшихся. Джен Авелин приговаривается к лишению титула тайра за попрание второй части присяги. Ему дается три дня на переезд, после чего плантация и рабы будут выставлены на аукцион. Заседание завершено!

Полицейские вывели меня из клетки, после чего потеряли всяческий интерес. Теперь я не заключенный, а самый обычный бомж. Я стоял и разглядывал собственные ботинки. Возвращаться на плантацию через ревущую толпу как-то не хотелось. А что делать дальше я не знал.

Подошел Абель и крепко пожал руку. К нему присоединились противники рабства. Они обступили меня плотным кольцом — жали руку, хлопали по спине. Журналисты попытались взять интервью, но я отказался от комментариев. Все самое важное уже прозвучало в этих стенах.

— Вы молодец, Джен, — с восторгом сказал Кэриан. — Я горжусь вами. Мы все гордимся. Вы пожертвовали сотней рабов, чтобы спасти тысячи.

Я поднял голову.

— Что вы имеете в виду?

— Джен, теперь вы — лицо движения освобождения, его символ! Никто из землевладельцев никогда ранее не заявлял открыто о своих антирабских убеждениях. Да не где-нибудь, а в суде! Уверен, это очень важное событие, которое изменит многое. Вашу речь опубликуют множество газет, а я засужу каждую, кто изменит в ней хоть букву! О вас узнает вся страна.

— И что? Я же нищий теперь…

— Не переживайте, дорогой друг. Вы не останетесь в беде. Я заберу вас в Столицу, и там мы продолжим бороться против гнета эльфов.

— В Столицу так в Столицу, — устало вздохнул я.

— Ну же, выше нос! Давайте выйдем к толпе, народ ждет вас!

— Давайте как-нибудь потом? Я едва на ногах стою.

Абель улыбнулся и кивнул.

— Понимаю. Ну что же, тогда позвольте сопроводить вас на плантацию.

Мы покинули суд через запасный выход. У адвоката была припаркована крытая бричка на заднем дворе суда. Под аплодисменты немногочисленных зрителей, мы сели в нее и укатили из города окольными путями.