В понедельник утром ему очень хотелось поговорить с Турбьорном. Хотя, конечно, выходные оказались не самыми приятными, но все же они были полны событий, и поэтому он помчался со всех ног к белому зданию школы. К сожалению, первым уроком был урок старшего учителя Крамера, и поэтому самые важные новости Ушастый стал писать на листках бумаги.

«Линда брала у меня в рот», — написал Ушастый в первой записке, которую послал Турбьорну.

«В выходные я пил шнапс», — было написано во второй записке.

«Я видел, как мой брат трахается с дочкой трезвенника в Миссионерской гостинице», — гласила третья записка.

Турбьорн недоверчиво качал головой.

«Вранье», — отвечал Турбьорн в записке, которую, смяв, швырнул ему в затылок.

«Не вранье», — написал Ушастый в ответ.

«Ты кончил ей в рот?» — быстро нацарапал Турбьорн, хотя никому из них еще не доводилось кончать, но Ушастому так и не пришлось это прочитать: цап-царап — и вот старший учитель злобно размахивает запиской.

— Ага, значит, записочки пишете! — воскликнул Крамер, разъяренно глядя на Турбьорна, у которого левый глаз начал испуганно подрагивать. — Господа, — продолжал он, торжествующе оглядывая класс, — господа, хотите верьте, хотите нет, наш дорогой долгоножка тут что-то пописывает!

— Ха-ха-ха, — прозвучало в ответ, — очень смешно, господин учитель.

— Я даже не знал, что он умеет писать.

— Ха-ха-ха.

— Давайте посмотрим, — продолжал Крамер, разворачивая записку. — Хорошо, готовьтесь слушать, прохвосты, наш кандидат на костную муку, тощий верзила, который называет себя Турбьорном, написал эти чрезвычайно мудрые слова…

Тишина, сдерживаемый смех. Нерв Турбьорна, который мучил его с той злополучной прогулки во вражеский район, совершенно взбесился, когда Крамер начал читать: «Ты кончил е…» — это все, что старший учитель успел прочитать вслух. Потом он замер, и предвещающие недоброе красные пятна, проступившие на шее, поползли вверх к его лысому затылку.

— Продолжайте, господин учитель, что же он там пишет? — раздался возглас.

— Почему господин Крамер остановился?

— Извините, господин учитель, но вы так покраснели!

— Господин кандидат на костную муку, — прошипел Крамер спустя две минуты, теперь надежно укрывшись за кафедрой.

— Наш дорогой сопливый долговязый умник, — добавил он, прищурив голубой глаз и уставившись на Турбьорна карим, — позвольте представить вам шар.

Если большинству мальчиков класса доводилось не раз сталкиваться с электрическими губами, Турбьорну до сих пор удавалось этого избежать.

Он встал и бросил прощальный взгляд на Ушастого, который под столом сжимал записку — «Мне кажется, я в выходные узнал кое-что очень важное», — было написано в ней, но адресат так ее никогда и не прочитает. Турбьорн громко всхлипнул, снимая ботинки и носки, и встал на металлическую пластину, приготовившись повернуть резиновую ручку.

— Я помешал вести урок своими непристойностями, — монотонно говорил Крамер, но губы Турбьорна так бешено дрожали, что он не мог повторить слова старшего учителя. Он лишь продолжал вертеть ручку.

— Место мне на фабрике костной муки — если, конечно, я им сгожусь, — продолжал Крамер, но Турбьорн по-прежнему молчал, и весь класс начал беспокоиться.

— Послушайте, господин учитель, он описался, — раздались голоса, а Турбьорн все крутил и крутил.

Действительно, большое мокрое пятно появилось на ширинке Турбьорна и спустилось по штанине. Ушастый увидел, как лужица мочи увеличивается вокруг ног его друга.

— Извините, господин учитель… — начал было конопатый Ниллер.

— Господин учитель, вы не думали… — попытался сказать кто-то еще, но старший учитель, сурово постучав связкой ключей по столу, призвал класс к тишине и приготовился произнести устрашающую всех фразу.

— Целуй шар, прохвост, — прошептал он, и, дрожа в своих мокрых штанах, чуть не теряя сознание от ужаса, Турбьорн наконец перестал крутить ручку, глубоко вздохнул, наклонился…

«…и умер в тот момент, когда его губы коснулись электростатического аппарата», — писали бергенские газеты на следующий день. «При допросе остальных учеников класса стало известно, что старший учитель, очевидно, в течение нескольких лет использовал электростатический аппарат для наказания учеников».

«Давайте отделим овец от козлищ, давайте не будем впадать в истерику, — было написано в бурно обсуждавшейся передовой статье. — Наказание учеников — не есть преступление, несколько более творческий подход к применению электростатического аппарата тоже не обязательно преступление — кто мог знать, что у мальчика скрытый порок сердца? Но установка в нарушение правил металлической пластины в полу, совершенно безответственное невнимание к тому, что ученик стоит в луже мочи, — есть не что иное, как полное пренебрежение своими обязанностями, и поэтому мы с глубоким удовлетворением отмечаем тот факт, что старший учитель был немедленно отстранен от должности».