– Не уходи! – крикнула она. – Никогда не уходи. Всегда оставайся со мной.

Когда Джим проснулся, через занавес клапана пробивались первые лучи рассвета. Луиза не спала и смотрела на него, положив голову ему на обнаженную грудь. Увидев, что глаза у него открыты, она провела пальцем по его губам.

– Когда ты спишь, ты кажется маленьким мальчиком, – прошептала она.

– Я докажу, что я большой мальчик, – прошептал он в ответ.

– Я хочу, Джеймс Арчибальд, чтобы ты знал: я всегда приветствую твои доказательства.

Она улыбнулась, потом села и положила руки ему на плечи, не давая вставать. Одним гибким движением, словно садясь на Трухарт, она оседлала нижнюю часть его тела.

Их счастье было таким ярким, что осветило весь лагерь и изменило настроение всех его обитателей. Даже подпаски понимали, что произошло нечто значительное, и хихикали и подталкивали друг друга, когда видели Джима и Луизу вместе. У всех теперь было о чем посплетничать, и даже угроза Манатаси и ее воинов словно отступила перед этим событием.

Джим чувствовал, что люди в лагере расслабляются, и делал все, чтобы сохранить их бдительность и настороженность. По утрам он тренировал вооруженных мушкетеров, доводя до совершенства тактику боевого отступления, на которую сам натолкнулся случайно.

Потом он укреплял оборону лагеря. Каждый мушкетер получил свой пост на границе лагеря, к каждому прикрепили двух мальчиков, которые перезаряжали мушкеты. Джим и Луиза учили подпасков и погонщиков перезаряжать. К откидной доске своего фургона Джим прикрепил золотой гульден.

– В воскресенье утром, после того как Веланга почитает вам Библию, мы устроим соревнование – кто самая быстрая ружейная команда, – пообещал он и достал из кармана большие золотые часы с репетицией, которые на прощание подарили ему Том и Сара. – По этим часам я засеку время, и победитель получит золотой гульден.

Золотая монета – огромное состояние, какого мальчишки и представить себе не могли, и обещание так их подгоняло, что скоро они в проворстве не отставали от Луизы. Хотя некоторые были так малы, что вставали на цыпочки, загоняя шомполом заряд в длинный ствол, они приспособились наклонять оружие, чтобы легче доставать жерло. Они отмеряли порох из бочонков – это легче, чем из фляжки, брали в рот и так насыпали в ствол. И через несколько дней могли поддерживать постоянный огонь вдоль всей баррикады, подавая перезаряженные мушкеты почти с такой же скоростью, с какой мушкетеры из них стреляли. Джим считал, что стоит на это потратить порох и пули. Мальчики взволнованно ждали дня соревнования, а мужчины заключали пари на его исход.

Воскресным утром Джим проснулся еще затемно. Он сразу почувствовал: что-то не так. Не мог понять, в чем дело, но услышал, как в лагере тревожно переступают лошади и беспокоится скот.

«Львы?» – подумал он и сел. В этот миг залаяла собака, сразу к ней присоединились остальные. Джим вскочил с кровати и потянулся за штанами.

– В чем дело, Джим? – спросила Луиза. Судя по голосу, она еще не вполне проснулась.

– Собаки. Лошади. Не понимаю.

Он натянул сапоги, вышел из фургона и увидел, что лагерь уже не спит. Смоллбой подбрасывал дров в костер, а Баккат и Зама словом и лаской пытались успокоить встревоженных лошадей. Джим прошел к баррикаде и поговорил с двумя мальчиками, которые сидели там, дрожа от утреннего холода.

– Видели или слышали что-нибудь?

Они покачали головами, всматриваясь в темноту. Было еще слишком темно, чтобы различить вершины деревьев на фоне неба. Джим прислушался, но услышал только шелест ветра в траве. Тем не менее он встревожился не меньше лошадей и был рад, что приказал накануне вечером привести весь скот в лагерь. Лагерь был закрыт и защищен баррикадой.

Вышла Луиза и остановилась возле него. Она была полностью одета и куталась в шаль, а на волосы набросила покрывало. Они в ожидании стояли рядом, прислушиваясь. Трухарт заржала, другие лошади топали и звенели упряжью. Теперь в лагере никто не спал, но голоса звучали напряженно и приглушенно.

Неожиданно Луиза схватила Джима за руку и крепко сжала. Она раньше его услышала пение. Голоса, которые доносил мягкий утренний ветер, звучали негромко, но гортанно и низко.

От костра подошел Тегване, все еще хромая. Он остановился с другой стороны от Джима и послушал пение.

– Это песня смерти, – тихо сказал он. – Нгуни просят духов предков приготовить для них пир, когда они придут в землю теней. Они поют, что сегодня погибнут в бою или принесут великую честь своему племени.

Все молча слушали.

– Они поют, что сегодня вечером их женщины будут плакать или радоваться, а сыновья гордиться.

– Когда они придут? – спросила Луиза.

– С рассветом, – ответил Тегване.

Луиза по-прежнему сжимала руку Джима. Теперь она подняла голову и посмотрела ему в лицо.

– Я говорила это много раз, но должна сказать сейчас. Я люблю тебя, мой мужчина.

– Я говорил это много раз, но скажу снова, – ответил он. – Я люблю тебя, мой маленький Ежик.

– Поцелуй меня, – сказала она. Их объятие было долгим и страстным. Потом они оторвались друг от друга.