Дома при попадании пустотных бомб разлетались красными брызгами, как раздавленные в пальцах перезрелые ягоды. Если бомбы падали вниз, в воду, разрывая щупальца гибкого спрута, раздавалось невыносимое для слуха «уф» и, смешиваясь с лопнувшими стеклами окон, вверх фонтанами летели брызги. Многотысячная толпа, собравшаяся на площади перед зданием-проектором, чтобы приветствовать молодоженов, кинулась врассыпную.

Стекловидный подиум раскололся и задрался острым концом вверх. Кто-то не бежал, а, расставив ноги, поднимал свое оружие. В некоторых окнах также появились стволы. Воздух прорезали тонкие лучи ручных облитераторов. Но, кажется, они ничем не могли повредить бронированным кораблям земного десанта.

С площадки, на которой стоял, обнимая свою перепуганную новую жену, Филипп Костелюк, все сражение было как на ладони. Опять это было похоже на избиение беззащитных. Только на этот раз участники злодеи обменялись местами. С поистине детской жестокостью атакующие разрушали город.

Понимая, что ему не справиться ни с пилотами, ни с бомбардирами, вошедшими в азарт боя, Филипп Костелюк попробовал сосредоточиться на штабе атакующих, и в голове его сразу раздался знакомый голос полковника Дурасова:

«Ты бессилен, жених. — Он просто насмехался. — Это я управляю атакой, а я защищен… Такой же защитный шлем и на голове нашего адмирала Люфта… ЛИБ тебе не поможет! Жених! Если ты хочешь прекратить разрушение или хотя бы приостановить гибель этих людей, лучше добровольно сдавайся! Ты слышишь меня, Филипп Костелюк? Сдавайся!»

В раздражении Филипп вытряхнул из головы голос полковника Дурасова. Он видел, как с площадки космопорта взмыли вверх два больших грузовых судна. Филипп знал: на них нет вооружения и экипаж может либо бить из ручных облитераторов, либо идти на таран. Оба судна были обречены.

— Не-е-т! — завизжала Инк.

Филипп повернулся и сосредоточился на пилоте пикирующего корабля. Если бы он не сделал этого, корабль разнес бы здание-проектор лучевым ударом. Подавить азарт пилота оказалось нелегко. Заболела голова. Лоб Филиппа покрылся испариной. Непроизвольно он сдавил хрупкое плечико своей жены. Схватка продолжалась невыносимо долго, целую секунду, целую жизнь, но он победил. Пилот отпустил гашетку и лениво надавил кнопку самоуничтожения. Корабль взорвался прямо над площадью. Белый огонь взрыва отразился в стеклянном острие задранного подиума.

— Как нам спуститься отсюда? — спросил Филипп. — Вот так, стоя на крыше, мы похожи на красивые мишени в тире! И это негуманно.

Зубы его молодой жены звонко стучали.

— Вон они мы! — Она дернула головой вверх. — Вон они мы!.. — Она была в истерике, она кричала. — Смотри, вон они мы, вот где! Вот она — наша подлинная гуманная сущность!

Среди взрывов две огромные обнаженные фигуры продолжали активно совокупляться. В них никто не стрелял, а случайные заряды, все-таки попадающие в материальные проекции, отщепляли от розовых тел большие куски. Эти куски со свистом падали вниз, на город, еще в полете приобретая пугающий металлический оттенок.

Один из осколков врезался в статую матери на площади перед гостиницей и повалил ее. Гражданские корабли, поднятые на защиту своего города, конечно, ничего не могли сделать. Первый корабль не протянул и десяти секунд, взорвался от прямого попадания. Второй загорелся. Он заскользил боком, снижаясь. Какое-то время он еще колол атакующих короткими жалами своих ручных облитераторов, потом также взорвался.

Увлеченный трагической гибелью марсианской столицы, Филипп Костелюк только теперь увидел, что над их площадкой висит легкая открытая машина. За приборной доской сидел Куин.

— Быстро! — скомандовал Куин. — Давайте сюда!

— А мы не можем при их помощи?..

Филипп Костелюк указал на все еще бьющиеся в порыве страсти гигантские фигуры. Фигуры занимали почти половину неба.

— Нет, они только ваши эротические фантазии, а в таком серьезном деле эротические фантазии могут нам только повредить. Ну, быстрее же садитесь в машину, или вы предпочитаете погибнуть?

— А почему они не пропадают? — почему-то медля, спросил Филипп. Сам того не желая, он отметил очередную позу и попытался ее запомнить.

— Проектор, кажется, заклинило, — сказал Куин. — Прошло уже семнадцать минут.

— Но нужно же что-то делать? — забираясь через борт в машину, истерически щелкнув зубами, спросила Инк.

— Нужно всего лишь снять пиджак! — вежливо отозвался Куин.

Седьмой помощник министра был, как и всегда, корректен. Они скинули пиджаки, и тотчас машина с семнадцатицветным флагом, нарисованным на дверце, ринулась вниз. Укрываясь от прямых попаданий, она заскользила между еще уцелевшими домами.