На одном притоке Днепра, небольшой такой речке, наши захватили маленький плацдарм и переправили туда пулеметную роту – 4 пулемета. Немцы начали контратаковать, пару их атак отбили, но комроты был совсем молодой и дрогнул. Дал приказ отойти, причем даже бросили на позициях пулеметы. Правда, одного солдата оставили в арьергарде, но когда он тоже захотел отойти, мостик уже оказался взорван. И тогда он решил вернуться на позиции. Посносил ленты к пулеметам, приготовился, и когда немцы начинали наступать, слышно же, как камыши шуршат, так он туда на звук строчил. Так всю ночь и бегал от одного пулемета к другому. Только утром наши догадались, что на позиции кто-то есть, и направили помощь. И когда он увидел, что подмога идет, то от нервного перенапряжения потерял сознание. Так фактически в одиночку он удержал плацдарм. Ему за это вроде бы дали Героя, а провинившихся обещали отправить в штрафную роту.

– А лично вы с «штрафниками» не пересекались? Может, общались?

– Нет, и я даже не помню, чтобы от нас кого-то хоть раз отправили в «штрафную роту». Правда, как-то один офицер нам рассказывал, что в уличных боях за Будапешт участвовало больше 6000 штрафников, но сам я их ни разу не видел.

Еще вспомнилось, что как-то напился мой командир взвода и начал по матушке громко склонять и руководство батальона, и полка, но ему за это дали только домашний арест.

– Бывали какие-то конфликты между солдатами? Воровство, например, было?

– Драк не было, я такого не помню, а вот воровать воровали. У меня были часы «Докса», и я вычислил, что их своровал один из наших солдат-зэков, Шумков. Я его припер доказательствами, и он мне признался: «Ну, вор я, вор! Ну, убей меня теперь за это!» Но он мои часы уже успел продать, да и бог с ними.

Чтобы кто-то кому-то в спину стрелял, у нас такого не было. Но вот однажды был такой случай в Венгрии, уже после войны. По улице шел один офицер и сделал замечание какому-то солдату, который в одном дворе стрелял из автомата курей. А тот бандюган этого офицера и застрелил… Четыре пули в грудь… Хотели его, конечно, поймать, но вроде бы тот успел смыться.

Или, например, после войны у нас служил один молодой офицер, не фронтовик. Ночью он ходил и ловил часовых за руку, наверное, хотел выслужиться. Его несколько раз предупреждали, не делай так, это может плохо закончиться. Но он не успокоился и как-то нарвался на фронтовика, а тот его в упор… Но он же сам виноват, нечего подкрадываться к часовому…

– А с власовцами вы не сталкивались?

– Уже после войны к нам после госпиталя попали служить несколько солдат, которые брали Будапешт. Они нам рассказывали, какие там были страшные бои. Бывало, по три дня за один дом сражались… И вот они рассказали такой случай. Наши взяли уже весь дом, а подвал не могут, там засели власовцы, и никак к ним не подберешься. А те еще кричали оттуда: «Мы одесские, мы ростовские, в плен не сдадимся» – и матом… Но потом принесли огнемет и пожгли их…

А после боя построили всех пленных, и к ним обратился какой-то подполковник: «Власовцам выйти из строя». Немцев не трогали, а вот к предателям счет был особый. Вышли несколько человек. Подполковник их спрашивает: «Почему вы изменили Родине?» Так один ему и ответил, мол, плевал я на вас и вашу Родину… Он по-другому сказал, гораздо жестче… Ну, его, конечно, сразу в земотдел… Причем он даже не разбирался в званиях по погонам, значит, давно немцам служил. Расстреляли как собаку, да и остальных, наверное, тоже. Но лично мне их довелось только видеть, причем только на расстоянии, близко к ним не подпускали.

– Трофеи у вас были какие-нибудь?

– Как-то я помог нашему оружейному мастеру чинить ПТРы, так он мне в благодарность за это подарил маленький немецкий пистолетик, с которым у меня был такой случай. Как-то я шел без винтовки, и вдруг ко мне подходят два солдата: «Мы власовцы, а ну иди вперед». Но я быстро выхватил этот пистолетик: «Сейчас по пуле получите». Эти «шутники», видно, подумали, что я совсем без оружия, и решили меня проучить. Они извинились, что неудачно пошутили, правда, потом я не помню, куда подевал этот пистолет.

Как-то пришло пополнение, и ко мне подходит один солдат: «Слушай, давай махнемся». – «А что на что?» – «Винтовка на винтовку». – «Так какая тебе разница?» – «Да я тебе еще дам часы «Докса», хорошие, немецкие». – «Так твоя же винтовка чистая, а моя грязная. Зачем тебе такой обмен?». Поменялись, причем я у него еще и велосипед выпросил, потому что ему на передовой он явно не нужен. А я ведь связной, и мне разрешалось иметь или лошадь, или велосипед. Но потом он мне рассказал, в чем секрет. «Мою винтовку сперли, но и я для себя тоже украл, поэтому боюсь, чтобы у меня ее не обнаружили». Потом, кстати, на одном мосту стоял генерал с солдатами и отбирали у солдат, которые ехали к фронту, велосипеды. У меня тоже хотели отобрать, но я ему показал документ, что я связной, и мне велосипед вернули.

– А посылки домой вы посылали?

– Если не ошибаюсь, то рядовым разрешалось послать одну посылку на пять килограммов. Я и послал единственный раз кусок какого-то материала, мыла кусок, и все нормально дошло. Про злоупотребления я ничего рассказать не могу, потому что ничего такого не видел. Правда, у нас ходили разговоры, что один генерал до того обнаглел, что отправил в Союз из одной церкви фисгармонию, и что по приказу Сталина его за это разжаловали. Но правда ли это или пустые разговоры, точно вам сказать не могу.