Не в силах больше стоять на месте, Лена очнулась и стала медленно пробираться к выходу из класса, прижав к груди холст. Профессор повернулся к вошедшему и внимательно слушал, что тот говорил ему вполголоса. Лене казалось, что звуки замерли, и в полной тишине все слышат, как бьется ее сердце.

«Спокойно, спокойно», – твердила она себе, но уже подступал к горлу животный ужас, и она боялась, что сорвется, побежит по коридору, крича во все горло. Она опустила глаза, выскользнула за дверь и пошла, стараясь не ускорять шаг. В голове стучала только одна мысль: избавиться от проклятой картины и бежать отсюда, куда глаза глядят. Сто раз пожалела она, что поддалась на уговоры соседки Надежды Николаевны. Нужно было оставить картину там, в темном сыром подвале, и пускай бы она там сгнила или крысы разгрызли.

На ходу Лена оглянулась и заметила удаляющуюся спину того типа без шеи. Очевидно, он уже выяснил у профессора Аристархова все, что его интересовало, и пошел дальше. Во всяком случае, Лену он преследовать не собирался, и это было хорошо. Но возвращаться к Надежде с картиной было никак нельзя, картина просто жгла Лене руки. У самой лестницы находилась маленькая дверца без надписи. Лена подергала ее, и дверь отворилась. Очевидно, это была чья-то мастерская, которая в данный момент пустовала. То есть посредине крошечной комнатки стоял пустой мольберт и пахло свежей краской и скипидаром, но в комнате никого не было. Лена оглянулась по сторонам, подошла к мольберту и поставила на него картину.

«Это все, что я могу сделать, – подумала она. – На большее я не способна. Картина стоит на видном месте, рано или поздно ее кто-нибудь заметит. А сейчас надо уносить ноги, потому что если я пробуду здесь еще пять минут, я сойду с ума от страха».

Лена высунула голову из двери и вдруг заметила, что прямо на нее по коридору движется вальяжным шагом профессор Аристархов. Проскочить к лестнице незамеченной Лене не удалось бы – профессор был почти рядом. Она решила подождать, пока он пройдет, но вдруг, по иронии судьбы, он направляется именно в эту комнату? Лена в панике призвала на помощь Господа и заметила в углу еще одну маленькую дверцу, которая была закрыта, но в замке торчал ключ. Повернув ключ, Лена выскочила в маленький темный коридорчик и остановилась, не зная, что ей теперь делать.

Одно было правильно: то, что она не стала ждать в той комнатке, где оставила картину, потому что дверь скрипнула и совсем рядом раздался густой баритон профессора:

– Михаил, ты здесь?

Поскольку никто не отозвался, профессор шагнул в комнату и остановился у мольберта. Лена все видела в щелочку. Минуты две он внимательно смотрел на картину, причем не выразил никакого удивления, после чего преспокойно снял ее с мольберта, свернул в трубку и спрятал в специальный футляр. Напоследок он еще раз оглядел комнатку, вполголоса ругнул какого-то Мишу, который шляется неизвестно где, а все двери нараспашку, забрал футляр с картиной и вышел с видом человека, твердо знающего, чего он хочет. Если бы Лена знала профессора Аристархова получше, она бы не удивилась: это было всегдашнее его выражение лица.

В полном изумлении Лена застыла у двери. Человек совершенно случайно нашел картину, которую несколько дней назад украли из Эрмитажа. Не узнать картину он не мог – все же профессор, специалист по технике живописи. И вместо того, чтобы ахать и охать, вызывать полицию, он преспокойно кладет ее в футляр и уносит.

«А ведь полицию и вызывать не надо! – вспомнила Лена. – Ведь она тут гуляет, по коридорам, и что-то выспрашивает. И профессор знает, что полиция здесь, он разговаривал с тем типом без шеи».

Это было выше Лениного понимания. Нужно было уходить и докладывать обо всем Надежде Николаевне – это была ее идея по поводу Академии художеств, пускай она и разбирается. Однако пройти через комнатку девочка боялась, поэтому не колеблясь толкнула еще одну дверь, которая выходила в маленький коридорчик. Хуже, чем есть, уже не будет!

Эта дверь тоже оказалась незапертой – похоже, в Академии художеств работали доверчивые люди. Комнатка была такая же маленькая, и вся завалена кусками дерева, папье-маше и другими материалами, коим Лена и названия дать не могла. За столом сидел растрепанный светловолосый парень в синем рабочем халате и лепил фигурки из пластилина.

– Ты кто? – спросил он, не поднимая головы.

– Я… Я тут случайно, если мешаю, я уйду, – пробормотала Лена.

– Отчего же, сиди, – разрешил он.

Лена, которая вовсе не собиралась сидеть в захламленной тесной комнатушке, а хотела только как можно быстрее испариться, сочла неудобным не ответить на приглашение и присела на краешек табурета.

– Рассказывай! – потребовал парень.

– Что рассказывать? – оторопела Лена.

– Рассказывай, чего тебе здесь надо, я же вижу, что ты не наша.

– А как ты догадался? – удивилась Лена.

– По внешнему виду, – рассмеялся он.

– Разве я так сильно от ваших отличаюсь?

– Да нет, просто видно, что чужая, глаза какие-то испуганные.

Лена еще больше удивилась: вроде он и не смотрел на нее, а вот, оказывается, даже глаза разглядел.

– А что это ты делаешь? – спросила она, чтобы не задерживать его внимание на своих испуганных глазах.

– Стофаж, – коротко ответил он.

– Просто человечки из пластилина, и никакой не суфраж, – возразила Лена.