— Никки описывал таких же зомби, что были в горах. Они просто сгрудились над телами, как стервятники.

— Они будут на этом зациклены пока не закончится их еда, затем попытаются выбраться и найти что-нибудь посвежее. Что за зомби стали бы набрасываться на вампира?

— Эти, — ответил Эдуард.

— Они жрут и другие мертвые тела или только вампиров? — спросила я.

— Других тел на столах нет.

— Черт, мне нужно самой посмотреть.

Эдуард глянул на меня сверху вниз и улыбнулся, даже под эти доносящиеся из-за дверей звуки, он улыбнулся как Тед:

— Тебя подсадить?

Я кинула на него хмурый взгляд.

— Как вы можете улыбаться, глядя на это? — спросил Эл, тоже выглядя нездорово.

— Я могу улыбаться, глядя на разные вещи, — сказал он, и в этот раз на заместителя смотрел уже Эдуард. Он дал своему внутреннему социопату проявиться сильнее, чем он позволял себе во время ведения дела, что на самом деле показывало насколько он был обеспокоен увиденным.

Чтобы отвлечь Эдуарда от запугивания Эла, я их перебила:

— Ага, не мешало бы подсадить.

Эдуард было двинулся ко мне, но именно Никки опустился передо мной на одно колено, соединив руки в форме ступеньки, еще до того, как мой коллега-маршал успел сделать хоть что-то.

— Мог бы просто взять ее на руки, так сказать, добавить романтики, — высказался Дев.

— Только Аните решать, что считать романтичным, — ответил Никки. — А прямо сейчас ей не до романтики.

— А ты проницательней, чем я от тебя ожидал, сынок, — сказал офицер, тот, что постарше. Он был одного роста с Эдуардом, но из-за веса казался ниже. И был практически лысым, лишь с каемкой седых волос, которые на первый взгляд казались мягкими, как утиный пушок. Глаза у него были ясные, ярко-голубые, как отголосок того, каким живчиком он был в молодости.

— Я тебе не сын, — сказал Никки.

— Без обид… просто сказал тебе комплимент.

— Весьма сомнительный. — Гонсалез посмотрел на Никки. — Не давай Дженкинсу себя доставать. Он всех зовет сынками и понятия не имеет как делать несомнительные комплименты. — Гонсалез был наверху, когда Эл позвал добровольцев. У меня было чувство, что он почти все свое время торчал возле палаты Раша Каллахана.

Никки не ответил, и лишь ждал, пока я воспользуюсь его помощью. Я не знала, что сказать, потому что негативное отношение Никки к прозвищам типа «сынок» или «приятель», наверно было связано с жестоким семейным прошлым, а это никого не касалось. Я все это проигнорировала и оперлась ногой на руки Никки. Он верил, что я смогу сохранить равновесие, пока он меня поддерживал, а я верила, что он поднимет меня плавно, чтобы я смогла все рассмотреть. В качестве единственной уступки, я уперлась носком ботинка в холодное полотно двери, просто для баланса. Он поднимал меня, пока я не сказала:

— Так достаточно.

Достаточно — не то слово; теперь я могла видеть комнату самолично, но то, что я там увидела, было настолько ужасно, что я пожалела, что увидела это. Мне такого по горло хватало на обоих работах. И как большая часть по-настоящему жутких сцен, я не сразу все осознала; поначалу это были лишь образы, формы, но они не имели смысла. Я знала, что должна была увидеть, а тот факт, что мои глаза отказывались фиксировать, значил, что ситуация была крайне дерьмовой. Так мозг дает вам шанс отвернуться, не видеть ужасных вещей, но это было моей работой — смотреть, когда все остальные отворачиваются. Так что я продолжила смотреть, и неожиданно все размытые образы обрели фокус.

Все как в классическом ужастике про зомби, вот только я знала, что их снимают неправдоподобно, так почему же этот был так похож? Мы направили горстку вампиров в морг, и может с дюжину зомби «в нарезке», но это помещение было битком ходячих мертвецов; я их даже сосчитать не могла, пока они, сгрудившись, копошились над телами. Эдуард сравнил их со стервятниками, но стервятники грызутся из-за падали, дерутся за лучшие куски, за любой кусочек. Зомби жрали почти в тишине, за исключением влажных, раздирающих звуков, что доносились из-за закрытых дверей еще до того, как мой мозг смог их идентифицировать. Интересно, я и не знала, что мой слух пытался защитить меня так же, как зрение. Зомби сгрудились над четырьмя разными кучами «еды». Но ведь мертвых должно быть трое, откуда четвертая куча? Я не могла видеть тел, потому что их заслоняли зомби. Я видела куски красной плоти, блестевшие под верхним освещением, белые кости светящиеся как отполированные жемчужины из кошмара, и яркая палитра органов, вырванных из тел и поедаемых… людьми.

Некоторые зомби были уже разложившиеся в труху, но тот, что жевал чье-то сердце, выглядел свеженьким, как новоиспеченная монетка из мира нежити. Ни один их тех зомби, что мы сюда направили, не выглядел как огурчик. И вот тогда мой несчастный, шокированный мозг сложил все эти невозможные части вместе.

— О, черт. — И даже для меня это прозвучало испуганно.

— Что? — встрепенулся Никки.

— Что такое? — спросил Эдуард, — Что ты такого видишь, чего не увидел я?

— Мы прислали сюда меньше десятка зомби, и то по частям.

— Здесь их больше двадцати, — сказал он.

— Ага, и ни один из них не сошел бы за нормального человека, Эд… Тед. Они все были разложившимися, конкретно разложившимися, не такими свежачками.

— Когда мы их разгружали, в морге уже было несколько тел, — сказал Эл.

Я обернулась и посмотрела на него, придерживаясь пальцами за край окна:

— Что ты сказал?

— Насколько я могу судить, это те тела, что уже были в морге, когда мы скинули сюда тела вампов и зомбо-нарезку.