Рудольф Терентьевич по лестнице поднялся на третий этаж. Недавно в клинике сделали евроремонт, пытаясь пустить пыль в глаза состоятельным клиентам. А про служебную лестницу забыли, или не посчитали нужным с ней возиться. Здесь преобладала выцветшая зелёная краска, выбеленный мелом потолок и над всем этим висел въедливый запах хлорки. Именно на служебной лестнице Рудольф Терентьевич более всего ощущал себя врачом, тихо ностальгируя по студенческим временам.

Дверь в кабинет Паухтина была открыта. Игорь Константинович сидел за массивным дубовым столом и курил. Стоящая на столе пепельница была доверху заполнена окурками. Обычно заведующий курил мало, это было на него не похоже. При виде Рудольфа Терентьевича он потушил сигарету и сказал:

— Где ты бродишь? Машина семь минут назад пришла.

— К Петру Ивановичу заходил.

— Значит так: срочно в операционную, кузнечик уже на канале.

— Что случилось? Где пациент? — спросил Рудольф Терентьевич.

Обычно кузнечиков закупали клиники, не имеющие собственного нейрохирурга. В критической ситуации управление кузнечиком через скоростной канал сети Абилин брал один из столичных нейрохирургов. При этом пациент мог находиться хоть в Африке, хот в Америке, хоть на Гималаях. Разницы не существовало; современные средства связи вполне позволяли проводить такую операцию. В своё время на четвёртом кузнечике Рудольф Терентьевич оперировал двух американцев, поляка и индуса.

— Операция необычная, — сказал Игорь Константинович. — На международной лунной базе около часа назад произошёл несчастный случай. Что у них там случилось, конечно, засекречено, но в результате американский астронавт Джон Нейхардт получил серьёзный ушиб мозга.

— Я не смогу этого сделать, — ошеломлённо сказал Рудольф Терентьевич.

— Сможешь, — весомо ответил Игорь Константинович. — И войдёшь в историю, как первый нейрохирург, который провёл такую операцию.

— Я не хочу в историю. Я хочу, чтобы с моей дочерью было всё в порядке. А прооперировать американца я не смогу — канал не позволит.

— Всё с твоей дочерью будет в порядке. А канал с Луной у нас есть. Самый лучший канал, ты и не заметишь разницы.

— Две с половиной секунды! — не сдавался Рудольф Терентьевич. — Две с половиной секунды задержка сигнала, пока свет идёт до Луны и обратно.

— Не волнуйся, ты даже не заметишь разницы. На Луне хороший томограф, образ головного мозга американца уже закачан к нам в центральный компьютер, ты будешь каждый миг видеть виртуальный образ мозга без всякой задержки. А каждые десять секунд будет выполняться синхронизация, на основании поступающей с Луны информации.

— Почему не каждые две с половиной секунды?

— Во время операции пациент не находится в томографе, синхронизация будет производиться на основании визуальных данных. На это нужно время. Ты на четвёртом кузнечике много работал?

— Много, — сказал Рудольф Терентьевич.

— Готовься к операции, — приказал Игорь Константинович. — «Двойка» в твоём распоряжении.

— А…

— У пациента гематома. Оперировать надо срочно. Соберись, Рудольф. Вспомни о профессиональной этике.

Рудольф Терентьевич тяжело вздохнул, но ничего не сказал. Оперировать было надо, и все это понимали. Нервы нервами, а долг врача — спасать пациента.

Ключ от второй операционной хранился в столе у Игоря Константиновича. В «двойке» проводили исключительно дистанционные операции, каждая из которых предусматривала присутствие заведующего на рабочем месте.

Дистанционная нейрохирургия до сих пор оставалась одной из самых сложных областей медицины. Кроме проводящего операцию хирурга во время таких операций в поте лица трудилась группа техников, поддерживающая двусторонний канал. А ответственным за любой технический сбой оказывался лично Игорь Константинович. Поэтому ключ от «двойки» передавался обычно с крайней неохотой и множеством наставлений. В этот раз Паухтин просто небрежным движением бросил его на стол. В поведении заведующего угадывалась усталость.

Рудольф Терентьевич молча взял ключ и вышел. Он думал о дочери, о своей сломанной судьбе, а совсем не о лунном пациенте. Врачи тоже люди.

В «двойке» царила стерильность. Рудольф Терентьевич задумался, каким образом сюда проникают уборщицы. Имеется ли у них свой ключ или они каждый раз выклянчивают его у Паухтина? В герметичность современных операционных Рудольф Терентьевич не верил.

Посреди операционной стоял большой жидкокристаллический экран, снизу к нему крепился медицинский компьютер. Рядом стоял зеркальный шкаф-купе, в котором хранились халаты. Рудольф Терентьевич машинальным движением открыл дверцу, вынул оттуда виртуальный халат, разложил его на столе. Обычно обстановка операционной помогала целиком переключиться на операцию. Это был выработанный годами рефлекс: вне операционной он простой человек со всеми человеческими слабостями, но внутри — исключительно врач. Сейчас переключатель не сработал. Мысли Рудольфа Терентьевича раз за разом возвращались к Вере. Как там она? Он искренне любил свою дочь, хотя между ними практически всё время сохранялась дистанция. Для него первое место всегла занимала работа; дочь же, лишённая отцовского внимания, с головой ушла в виртуальность. Рудольф Терентьевич был слишком робок, чтобы преодолеть возведённый неумелым воспитанием барьер; Вера же и не пыталась этого сделать. Рудольф Терентьевич снял костюм, брюки, облачился в виртуальный халат. Вставил штекер от халата в компьютер, включил питание, дождался загрузки операционной системы. Нужно было сосредоточиться на операции. Рудольф Терентьевич сцепил пальцы и начал медленно считать до ста. Так он поступал всегда, когда проведению операции мешали какие-то личные проблемы. К сожалению, на этот раз, испытанный метод не подействовал. На счёт сто руки всё ещё слегка дрожали. Рудольф Терентьевич опустил на глаза шлем и сказал:

— Объявляю готовность.

— Готовность подтверждаю, — тут же ответил кто-то из техников.

— Удержите канал? — спросил Рудольф Терентьевич устало.

— Удержим, — ответил тот же голос.

Рудольф Терентьевич подумал, что этим ребятам сегодня придётся хорошо поработать. Он не слишком разбирался в вопросах связи, но подозревал, что удержать постоянный высокоскоростной канал с Луной не такое уж и простое дело. Атмосферные флуктуации не должны были ослабить лазерный луч, модуляции внутри которого позволяли передавать гигантские потоки информации. Но на практике случалось всякое.