Шрифт:
– Хороший город Элон, мне понравился, – неожиданно вспомнил Геллерт, вздохнув. Надо же, и его проняло.
Я оглянулся. Несмотря на раннее утро, на башнях Элона призывными маяками горели огни – видимость неважная, возможным путникам нужен маяк.
– А я стихи сочинила! – сообщила Лана. – И музыку.
– Вот это да! – обрадовался воин. – Стихи! Музыка! То есть это настоящая песня? Очень уважаю, читай!
– Марк, а тебе неинтересно?
– Отчего же, с удовольствием послушаю, меня Пречистый Ванк такими способностями не наградил… Гика! Отвлекись, послушай тоже!
Чуть скрипнула, приоткрываясь пошире, передняя дверь. Ничего, пусть проветрится.
– Но я сочинила только один куплет и припев!
– Остальное приклеится, – пообещал я. – Мы слушаем, дорогая.
Табуретки не было, и девушка начала напевать с места:
Снова горизонт дрожит,Тают в серой дымке блики огней,И опять со мной фургон закрытыйДа четвёрка лошадей!Если за тобой погоня –Это твой последний шанс…Вынесут из боя кониСтарый добрый дилижанс!Все захлопали. Жиденькие аплодисменты, зато от души.
– Чок-в-чок! Отлично спето, милочка, клянусь моим эфесом! – восторженно заорал охотник за головами. – Ничего себе, у нас в отряде есть певица! Не раз я слышал по вечерам в кабаках разные песенки: солдатские и рыбацкие, пошловатые и слезливые, про великие битвы и про скучающих у очагов матерей… А уж сколько их про несчастную любовь! Но эта – просто замечательна!
– Действительно, Лана, песня отличная, – сказал я. – И мелодия очень хорошая, пусть я и не очень в них понимаю… Ты молодчина!
– Лучшая из всех, что я слышал, – оценил Гика. – Она про нас всех. Чтобы понять её соль, надо самому сидеть на облучке, смотреть вдаль и находиться на чужой земле. Хозяин, тебе стоило купить девочке мандолину.
– Так кто же знал!
Взволнованная Лана стремительно краснела, было видно, что искренние бесхитростные оценки друзей пришлись ей по сердцу.
– Я прямо засмущалась…
– Все-таки удивительно, – не мог успокоиться Геллерт Де Вельд, – как Пречистый Ванк выбирает достойных, даря им такой божественный дар? Ну, посмотрите на меня! Велики ли мои умения? Крепко ударить мечом, вовремя закрыться щитом, пустить коня вскачь, вот и вся поэзия с музыкой!
– Голову кому-нибудь свернуть набок, – подсказал я.
– А! Хитро ли, даже ты сможешь, – небрежно отмахнулся воин. – Я ведь и писать толком не умею.
– Хочешь, научу? И быстро. Я умею! – предложила Лана.
– Ты не шутишь? Марк тоже, помнится, обещал, да ему всё некогда, весь в заботах и поисках, он же у нас учёный…
– Ничуть, можем начать прямо сейчас, всё равно делать нечего.
– Годится, согласен! – воскликнул обрадованный гигант и полез в свою сумку, где у него лежали бумага и грифель.
Я отвернулся и принялся смотреть в окно.
Слева к заброшенной дороге примыкало далеко раскинувшееся кладбище.
В городах оно чаще всего располагается на окраине или в центре города, реже – сразу за крепостной стеной. Не самый лучший вариант, но горожане хотят видеть родные могилы поблизости. Капище постепенно растёт, расширяется, пока не вступает в прямой конфликт с зоной жилой застройки, которой тоже требуется экспансия. Понятно, что живые люди свои интересы отстаивают гораздо лучше, нежели покойники; когда дома начинают подступать вплотную к могилам, делая дальнейший рост кладбища невозможным, усопших начинают хоронить в уже занятых местах. Бывали случаи, когда между погребениями в одной и той же могиле едва истекало полтора десятка лет… При новом погребении кости прежнего жильца вытаскивают и переносят в специальное подземное хранилище.
Видно было плохо, я надел парку и выбрался к Гике, усевшись рядом.
От некогда высокой каменной ограды остался лишь еле угадываемый контур. Ворот нет, остались лишь два столба метровой высоты. Большей частью над местами упокоения лежат толстые каменные плиты – здесь большие, массивные. Есть ли там надписи в духе: «Да почивает в мире»? И на каком они языке? Теллины говорят, что это капище к ним не имеет никакого отношения…
Ненавижу средневековые кладбища, жутко там!
Жутко в любое время года и дня, при любой погоде, с народом и без. На кладбищах водится нечисть. Что на Земле поддерживается страшилками и кошмарами, сценаристами и писателями, здесь – пугающая явь, периодические личные наблюдения. По какой-то причине привидения очень любят капища. И не только привидения… Тем не менее в местах захоронений нечисть никто не гоняет и охотников за нечистью для её искоренения не нанимает. Она как бы своя, нечисть эта. Родная.
Особенно страшновато проходить мимо ночами, когда городское кладбище залито мертвенным лунным светом. Кустики ивы, если они есть, таинственно шелестят листвой, как будто передавая друг другу тайны, погребенные вместе с усопшими… Среди склепов на камнях лежат высохшие букетики цветов, огрызки свечей. Здесь не принято оставлять на могилах жертвенную еду, но бездомные, так же как на моей родной планете, почему-то навещают это мрачное место, которому холодный свет и фантастические тени придают что-то одушевленное.