А кончилось все тем, что в один день из довольно респектабельного офицера Гейдрих превратился в опозорившего семью безработного, уделом которого становились ночные притоны Гамбурга и Киля. Кажется, где-то там, в одном из них, его и заметил функционер местной организации НСДАП.

Поразившись незаурядности новообращенного забулдыги, этот ангел-спаситель не только посоветовал Гейдриху немедленно вступить в партию, но и поручил возглавить небольшую группу СС. А поскольку группа очень скоро стала выделяться своей воинственностью и хитростью вожака, то Гиммлер, не долго сомневаясь, произвел его в штурмбаннфюреры и направил в свой, базировавшийся тогда в Мюнхене, штаб. Он же как единственный из штабистов, имевший опыт работы в разведке, был назначен затем шефом только-только создаваемой службы безопасности СС. Но уже, ясное дело, в чине штандартенфюрера.

Как-то Борман поинтересовался, знает ли Гиммлер, что ночи напролет Гейдрих шляется по притонам и что оргии, устраиваемые им на тайных квартирах (то оказываясь в постели сразу с тремя женщинами, то позволяя себе сеансы группового секса с подключением нескольких подчиненных), давно перешли все грани дозволенного.

— Но я знаю и другое, дорогой Борман, — ответил рейхсфюрер. — Этот воин СС столько сделал для гестапо, СД, нас с вами, а значит, и для рейха, — что имеет право быть прощенным за все содомские грехи, на которые только способен его необузданный сексуальный нрав. Тем более что в этом деле грани дозволенного определить еще никому не удавалось. Уверен, что вы согласитесь с этой моей весьма скромной мыслью, партайгеноссе Борман.

Рейхслейтер пожевал губы, почмокал и, так ничего и не ответив, медленно побрел по коридору рейхсканцелярии к своему кабинету.

Гиммлер до сих пор уверен, что в тот день он спас Гейдриха не столько от гнева Бормана — этот боров, как всегда, притаился, — а от карающей руки Гитлера. Борман просто-напросто не решился раздувать сексуально-притонный ажиотаж, как когда-то в истории с генералом фон Фричем.

«Не спас, а всего лишь отсрочил день казни», — уточнил сейчас рейхсфюрер, глядя на посмертную маску основателя СД.

У него давно возникло подозрение, что Борман очень ловко использовал ненависть некоторых личных врагов Гейдриха и с их помощью помог чешским партизанам организовать нападение на йице-протектора. Однако копаться в этой истории Гиммлер не собирался.

«Во всяком случае, не сейчас, — в который раз приказал себе Великий магистр Черного ордена. — Не время. Хотя, займи Гейдрих место Гитлера, — при всем том, что он отчаянно зарился на мой пост, — Германия шла бы теперь не к позорному поражению, а к победе». «Ты был прав, Рейнхард: «все зависит от вожака», — вспомнил рейхсфюрер любимую поговорку Гейдриха. — Только что-то в последнее время вожак наш все менее достоин той стаи, которая возвела его на трон величия. Вот уж поистине: все зависит от вожака…»

Адмирал вышел на влажную от ночного дождя тропинку и настороженно осмотрелся. Не потому, что побаивался кого-то встретить. Просто это вошло в привычку: сказывались годы страха и подполья.

— Я изобрел свой, изысканный способ борьбы. Не оговорился, изысканный. Вот вы, рискуя жизнью, пробираетесь через кордон. С боями и диверсиями проходите тысячи километров. Много ли коммунистов вам удалось загнать на тот свет? Я имею в виду именно коммунистов, а не вступавших с вами в перестрелку солдат.

Курбатов искоса взглянул на Адмирала и не удостоил его ответом. Который, впрочем, подразумевался. Он, подполковник Курбатов, подобными подсчетами не занимается.

— Ясно, князь, ясно. А вот я, извините, подобной цифири не гнушаюсь. На моем счету их шестьдесят четыре. Таких, «наиболее преданных делу партии»… Которые и на тот свет ушли при номенклатурных должностях.

— Индивидуальный террор, — иронично констатировал фон Тирбах. — Поклонник Савинкова и компании. Мститель-одиночка. Каждый избирает свой способ борьбы. Тем более что мы, идущие по этой стране «вольными стрелками», тоже по существу террористы-одиночки. Так что… коллеги.

— На этом можно было бы и прервать наш разговор, — произнес Адмирал. Оступившись на изгибе тропинки, он поскользнулся, но вовремя успел схватиться за ветку рябины, на которой еще осталось несколько почерневших прошлогодних гроздьев. — В таком случае вы так ничего и не узнаете о тактике борьбы с коммунистами, которую я избрал… И которая, используй мы ее в широких масштабах, принесла бы нам такие успехи, каких мы не достигали ни в одном сражении с ними.

— Надеюсь, у нас еще появится возможность использовать ее.

— Вам это будет труднее. Я же числюсь у них «особо доверенным лицом». Вам не понять, что это значит: «особо доверенное лицо». С правом, так сказать, первого доноса. Но даже мои знакомцы из энкавэдэ не знают, что мои официальные доносы — лишь то, что выше ватерлинии. Есть еще анонимные доносы.

— Профессиональный стукач, — снисходительно осклабился Курбатов. — Об этом можно было сказать сразу и не столь мудрено.

— Некоторых коммунистов я убиваю сам, — не отреагировал Адмирал. — Из нагана, например. Или с помощью иных подручных средств. Но такое случается редко. Да и подобные развлечения крайне рискованны. Существует иной путь. Как говаривал их Ильич: «Мы пойдем иным путем». За каких-то неполных тридцать лет своей власти коммунисты сумели создать неподражаемую систему государственного террора. Массовые чистки в партии. Судебные процессы по делу троцкистов, зиновьевцев, военспецов и всяческих там уклонистов…