Шрифт:
— Если желаете, я бы провел вас, унтерштурмфюрер.
— Это еще что за явление? — только сейчас, оторвав голову от подушки, заметила его Анна.
— Что вам еще нужно от меня, обер-лейтенант? — незло, устало отмахнулась Фройнштаг. — Все, что вы способны были получить в эту ночь, вы уже получили.
— Платы, как видите, не просим, — добавила Анна.
— Извините, — буркнул Гардер. — Я подумал было… Слишком раннее утро.
— Нет, постойте, откуда вы все-таки взялись? — настояла на ответе Анна.
— Пришел по приглашению фельдфебеля, этого, как его там?..
— Курзеля, что ли? — ухватилась пальцами за виски Анна, словно пыталась припомнить, каков он на вид, этот Курзель.
— Кажется, с ним. Точно, с Курзелем. Мы'познакомились лишь вчера.
— В пивной, конечно. За кружку пива он пообещал вам хорошую девку.
— Пообещал.
— Сволочь, — вновь опустила голову на подушку Анна. — Впрочем, как и все вы.
— Так уж получилось… — развел руками Гардер. Он явно не принадлежал к тем окончательно потерявшим стыд и совестливость армейским офицерам, которых вдоволь пришлось повидать обеим женщинам. — Но ведь ничего страшного. Чудесная компания. Хорошая попойка. На фронте мы только и мечтаем, что о таких вечерах. И таких женщинах.
— Сколько вас пришло с фельдфебелем? — допила Анна содержимое своей рюмки.
— Вместе с ним — трое. Ошибаюсь, четверо. Вместе со мной. Я пришел чуть позже. Последним. По адресу.
— Четверо? — переспросила Анна. Вновь поднялась и удивленно уставилась на Фройнштаг. Но та лишь рассеянно пожала плечами и рассмеялась. Недавно о том же спрашивала обер-лейтенанта она сама.
— Ты уже, очевидно, была в постели, — безнадежно махнула пустой рюмкой Анна. — Оказалась готовенькой еще раньше меня. Никогда не умела пить. Мы заметили это еще в лагере.
— В лагере? — насторожился Гардер.
— В лагере, в лагере, — въедливо подтвердила Анна. — Что вы так смотрите на меня, обер-лейтенант? Может, вам еще объяснить, в каком именно лагере?
— Значит, вы тоже эсэсовка, — холодно, словно приговор, произнес Гардер. — Куда я попал, черт возьми? Эсэсовцы из охраны лагерей. На фронте вас просто ненавидят.
— В тылу еще больше, — хихикнула теперь уже Коргайт.
Но Фройнштаг так хихикать не умела. Ухватив бутылку с остатками вина, она изо всей силы запустила ею в дверь, рядом с головой обер-лейтенанта. Если бы тот не успел отклониться за порог, осколки наверняка иссекли бы его лицо, не хуже чем осколки гранаты.
— Прекрати! Что ты делаешь?! — окрысилась Анна. — Соседи и так уже трижды доносили в полицию. Если бы не мой покровитель-штурмбаннфюрер…
— У каждой из нас свой покровитель-штурмбаннфюрер, — только сейчас вспомнила Фройнштаг о неожиданной встрече со Скорцени и телефонном звонке.
Вспомнила и ужаснулась: в каком же виде она предстанет перед «самым страшным человеком Европы»?
63
Женщины умолкли и слышали, как негромко захлопнулась дверь за убравшимся восвояси офицером-фронтовиком. Фройнштаг сразу же стало немного жаль парнишку — уже успевшего навоеваться, но все еще чувствовавшего себя неловко от того, что здесь происходило в эту ночь.
— Надеюсь, это последний. Разве что под твоей кроватью завалялся еще один? — скабрезно рассмеялась Анна. — Когда мы с тобой садились за стол, мужчин было… четверо. Разве не так?
— Тогда ты еще рассчитывала, что подойдут две подруги.
— Вместо них появились эти три болвана — санитары и фельдшер.
— Затем, судя по всему, появилась четверка во главе с фельдфебелем. Потому что этих твоих санитаров я еще помню.
— Хочешь сказать, что всего их было одиннадцать? — прикуривала Анна. Пальцы ее дрожали, как у хронической алкоголички. — Что, в самом деле одиннадцать?
— Не верю, — испуганно покачала головой Фройнштаг.
— Ну, может, не все они… способны были беситься?
— А если все?
Анна хитровато сощурилась и пожала плечами.
— Тогда я должна молиться на тебя. Иначе они бы меня попросту растерзали.
— Молись, глядя на себя в зеркало.
— Помнишь ту польку, на которую мы в один вечер напустили почти взвод альпийских стрелков из Австрии? Здоровенных, изголодавшихся парней.
— Какую еще польку? Их там было до дьявола — и полек, и альпийских стрелков.
Фройнштаг лгала. Она прекрасно помнила эту польку и даже помнила, что звали ее немножко странновато, не по-польски — Лоренция. После того как они отобрали двадцать красивейших женщин их лагеря, эта полька-студентка была
признана наиболее очаровательной среди них. Она была настолько привлекательной и казалась такой непорочно чистой, что Лилия не выдержала и затащила ее к себе в постель. Что бы там ни судачили о лесбиянской любви, а тогда она пережила одну из самых прекрасных ночей в своей жизни. Странно, что полька совершенно не сопротивлялась, наоборот, сразу приняла все условия игры. Какая это была нежность!