Молодой человек в страхе посмотрел на Туана, но тут слово взяла Катарина:

— Будьте уверены, милорд, в том, что мы глубоко сомневаемся в вашей искренней преданности нам, и все же будем рады тому, что вы верны нам хотя бы из благоразумия.

— Благодарю вас, ваши величества, — прошептал Гибелли, не в силах скрыть облегчения. — И позвольте пообещать вам, что мой старший сын станет вашим заложником.

— Легко обещать такое, когда ребенок еще и на свет не появился, — проворчал Род.

— Да, ведь Гибелли даже ни с кем не помолвлен, — подтвердила Гвен.

А король покачал головой:

— Вы пока не совершили измены, милорд герцог, так что вам нет нужды отдавать нам заложника.

Гибелли изумленно взглянул на короля. Молодые лорды озадаченно переглянулись.

Туан нахмурился и устремил взгляд на Катарину.

И тут вперед шагнул виконт д’Огюст и, склонив голову, воскликнул:

— Ваши величества!

— Мы слушаем вас, д’Огюст, — отозвался Туан.

— Ваши величества, я прошу вас о милости.

— Ваша просьба будет удовлетворена, — с улыбкой отвечала Катарина. — Можете даже не говорить о ней. Мы благодарны вам за бескорыстную службу.

— Кроме того, — впервые за день улыбнувшись, добавил Туан, — мы готовы исполнить вашу просьбу в знак нашей радости по поводу рождения вашего сына.

Зал вновь огласился взволнованным гомоном. Даже молодые лорды затрепетали.

— А я даже не знал, что виконтесса беременна! — удивился Род.

— О да, супруг мой. Младенец появился на свет всего несколько часов назад, — с улыбкой проговорила Гвен.

— И зачем мне, спрашивается, ломать голову над учреждением службы разведки? — вздохнул Род.

— Примите наши поздравления, — торжественно произнесла Катарина. — И поверьте, мы очень сожалеем о том, что беспорядки, учиненные архиепископом, помешали нам оказать честь вашему новорожденному наследнику, как подобает, согласно его положению и титулу. Но не сомневайтесь: мы непременно сделаем это, как только порядок в стране будет окончательно восстановлен.

— Благодарю вас, ваши величества. — Д’Огюст посмотрел на Туана, и король ответил ему взглядом, каким только один счастливый отец мог поглядеть на другого. — А просьба, с которой я желал к вам обратиться, касается моего мальчика.

Туан нахмурился. Для него это явно стало неожиданностью.

— Говорите.

— Я хотел просить вас, ваши величества, о том, чтобы когда моему сыну исполнится четырнадцать лет, вы бы приняли его при дворе, дабы он обучался как сквайр!

Придворные громко зароптали. Туан с Катариной озадаченно переглянулись. Затем Катарина кивнула, Туан последовал ее примеру и вернулся взглядом к д’Огюсту.

Все в зале притихли, чтобы выслушать ответ короля.

— Ваша просьба будет удовлетворена, милорд, и с великой радостью, — громко произнес Туан, и вельможи возликовали.

А позже, когда закатное солнце раскрасило пейзаж за окнами солярия в теплые тона, Туан недоуменно проговорил:

— Безусловно, мы польщены, и у меня такое чувство, что нам в конце концов удастся сплотить страну… но все же зачем он попросил об этом? Да и ребенку-то всего три часа!

— Мы сказали, что у нас нет нужды в заложниках, — добавила Катарина. — Зачем же он желает вынудить нас обрести такового?

— Я так думаю, — с улыбкой проговорила Гвен, — что виконт д’Огюст просто-напросто не может представить лучшего места для своего сына в отрочестве, чем ваш замок.

Род кивнул:

— Верно. Он хотел позаботиться о том, чтобы его сын окончил самую престижную школу, и потому заранее зарезервировал для него местечко.

А на следующую ночь Род стоял, притаившись в тени, за колонной в трапезной монастыря. Он явился туда по приглашению отца Мак Ги, и все прекрасно знали о его присутствии, но сам он решил, что из политических соображений ему следует вести себя как можно более ненавязчиво.

Да и не сказать, чтобы кто-то обращал на него особое внимание. Отец Мак Ги восседал на троноподобном стуле на возвышении, а перед ним стоял аббат, закованный в цепи.

Мак Ги, сверля аббата глазами, провозгласил:

— Вы должны понимать, ваше преподобие, что более вы не можете служить аббатом в этой обители.

— Я тяжко согрешил, я знаю. — Аббат склонил голову. — Что того хуже: я показал себя человеком, неспособным на здравые суждения, и это нанесло суровый удар по нашему ордену и могло повредить его целостности.

— Верно, могло, — кивнув, подтвердил отец Мак Ги. — Воистину, Грамерайский орден никогда более не сможет остаться единым. Хотя, если учесть все «за» и «против», быть может, так и лучше.