– Тут ты прав, как ни поверни!.. У иных наших командиров такое не редкость! Путать изволят государственных воинских людей со своими крепостными и дворовыми!.. Оттого-то и бунты, как нынешний!.. Воровство кругом!.. Ладно, это потом. Продолжай.

– Так что проще азиатам или принять меня к себе, или вести на продажу в ближайший басурманский город. Убить, бог даст, не убьют, я, чай, в плечах не птенчик, а это они ценить умеют. Выходит, к худшему надобно быть готовым!

– То есть? Поясни! – Генерал даже вытянулся от неожиданности.

– А в неволю к ним попасть намеренно, но ненарочито, – сказал Ефрем.

– Да ты что, – вскрикнул Потемкин, – в своем уме?!. Сам в рабство!

– Как ни поверни – по-другому не получится, – спокойно и рассудительно ответил Ефрем. – Азиаты, ваше превосходительство, не дураки. Европейцы им хорошо ведомы, и не везде они их допускают. А разгадывать всякие загадки восточные люди – мастера отменные… Чтобы что-то выведать, мне не просто попасть к ним надобно. Мне там понятным для них стать надобно.

Потемкин с минуту сидел ошеломленный от таких рассуждений, потом встал, прошелся по комнате. Ефрем поднялся и ждал. Наконец генерал сел и жестом показал Филиппову сесть.

– А если под видом купца? – спросил Потемкин.

– Под видом купца не во все закоулки заглянуть можно. Вы сами это отметили. Всем ведь испокон веку ведомо, что многие купцы – соглядатаи.

– Ты прав, это наши доморощенные недоросли-бездельники, инородцев за скот почитают! Я-то их на войне повидал, знаю, чего они стоят… Ну-ка ответь мне, а не боишься, что продадут тебя куда-нибудь на рудники или в пастухи, или того хуже – на галеры, что ты разведаешь тогда?

– Ну, на галеры я точно не попаду – морей в тех краях не шибко много!

Генерал улыбнулся.

– Если попаду в крупный город какой, – продолжал Ефрем, – постараюсь выказать свою грамотность. Я же говорю – они не дураки. Цена такого раба сразу вырастет. А в рудник или в пастухи выбирают подешевше… Ну а там посмотрим. Знаниями да умениями придется доверие ихнее искать… Другого пути не вижу.

– Какую грамоту ихнюю знаешь?

– По-уйгурски писать и читать умею.

Весь разговор Ефрема и его манера держаться, эта твердость, его знания, наконец, поражали Потемкина.

– Да ты, отрок, понимаешь ли, на какую опасность себя обрекаешь?.. Пыток и истязаний не боишься? Ведь это рабство!.. К тому же мне сведения нужны, а не мученик. С этим ты, пожалуй, в монахи подавайся.

– Ваше превосходительство, – продолжал возражать Ефрем, – все должно произойти натурально и для своих, и для чужих. Если у нас действует какой соглядатай, то не придаст значения – мало ли в степи в полон попадают. Дело обычное. Азиаты не поверят до конца ни нанятому, ни даже гостю. Только убедясь на деле в добрых чувствах, хотя бы и раба.

Потемкин насмотрелся всякого, но чтобы такого!.. Он некоторое время сидел молча, разглядывал этого необычного молодого человека.

– Ты твердо решился? – спросил наконец.

– Я присягу давал, что живота не пожалею. Готов государыне и Отечеству послужить где нужно! – Будто возражая, но без затей ответил Ефрем.

– Это хорошо, но скажи, как же ты сотворишь все это? Что, вот так выйдешь в степь и заорешь, мол, не надобно кому полоняника, дешево, мол, налетай! Так, что ли?

Ефрем засмеялся, не сдерживаясь. Улыбался и Потемкин.

– Нет, конечно, – ответил Ефрем. – Направьте меня куда ни-то поближе к тем краям якобы для продолжения службы, поскольку язык ихний знаю, а там я должен сам случай сыскать или использовать… Главное, убегать натурально, когда случится. Вот и вся хитрость.

– А ну как они тебя пленить не захотят и подстрелят, а?

Ефрем подумал немного, пожал плечами и сказал:

– В этом и есть риск!.. Помолитесь тогда обо мне – и все.

Потемкин встал, поднялся и Филиппов. Генерал обнял солдата, отстранил.

– Ну что же? Бывало, что и рабы первыми лицами государств становились. Из истории мы примеры имеем… Опыта у нас в этом деле пока мало, а вернее вовсе нет!.. Дерзай! Все, что надобно для дела, – говори. Деньги, припасы?..

Ефрем качнул головой.

– Ничего. Все должно быть натурально. Ан ежели кто чужой доглядывает? Сразу смекнет, откуда, мол, деньги и прочее у простого солдата?

«Каков, а! Такого и отпускать-то жаль…» – подумал Потемкин.

Встреча их была не первой, и Потемкин всякий раз исподволь выяснял сметливость молодого воина. Придумывал ситуации, испытывая, как бы стал действовать Ефрем.