Шрифт:
— Райс… [11] Кварц полетел! — прокомментировал он раздражённо. — Надо будить Василия. У него есть запасной.
«Тут мне и конец!» — подумал Ковальчук, искренне сожалея о том, что вместе с удостоверением сдал верного друга тэтэшника подполковнику Сурженко. Как положено — под расписку.
— Ремонт много времени займёт? — спросил он.
— Нет. Минутное дело… Слушайте, герр Профессор, поднимете, пожалуйста, его сами. А я пока сбегаю в кусты… Замучила эта сухомятка…
11
Reis — чёрт (нем.).
Ивану только этого и надо было!
Он быстро прошёл в комнату, где стояла кровать, на которой ночью спал лейтенант, и выхватил из внутреннего кармана удостоверение личности командира РККА.
Ну, как настоящее, никаких следов подделки! Умеют, сволочи!
…Василий долго не хотел просыпаться. И на чердак лез нехотя, как из-под палки. Зато кварц поменял быстро и сразу настроился на нужную волну.
«Клиент у нас», — отбил ключом и моментально получил ответ:
«Смотрите за ним в оба. Завтра прибудут наши люди и сразу выяснят, тот он, за кого себя выдаёт, или нет».
Прочитав послание, командир группы смерил Ковальчука недобрым взором.
— У вас есть документы?
— Гевишь… [12]
— Потрудитесь предъявить!
— Битте… [13] — Иван Иванович спокойно и без задержки предъявил удостоверение, реквизированное у настоящего профессора. Он практически ничем не рисковал, ибо на фото Селезнёв снимался лет пятнадцать тому назад. Тогда ему не было и тридцати, и его круглую голову украшал буйный, вьющийся, чубчик.
12
Gewiss — конечно (нем.).
13
Bitte — пожалуйста (нем.).
А теперь их обоих можно смело называть «склонными к облысению».
Лицо? Нос, уши и глаза есть у всех, а детали на пожелтевшей бумаге просто не разобрать!
— Простите, Вениамин Сигизмундович… — пробурчал лейтенант, видимо, осознав безосновательность своих подозрений.
— Ничего. Бывает…
— Завтра ждём гостей. До этого времени нужно хорошо отдохнуть. Всем спать. Я подежурю!
Всю прошлую ночь Иван не сомкнул глаз, но и в эту спать ему совершенно не хотелось… В голове путались мысли.
Война, немцы, Свитязь, профессор… Как связать их в единую геометрическую фигуру? И какую? Прямоугольник, квадрат, ромб?
Да, ещё… Что немцы забыли в этом заброшенном и Богом, и людьми уголке? Что?
«Нет, я обязательно во всём разберусь!» — в очередной раз дал сам себе крепкое слово контрразведчик и… сразу заснул.
Незадолго до рассвета в лесу «ожила» какая-то диковинная птица, начавшая издавать нечленораздельные звуки: «Грыза-чёв, грыза-чёв», такой, если верить удостоверению, была фамилия главаря диверсантов. Этот факт почему-то вызвал у Ковальчука приступ истерического смеха.
Он оделся и пошёл на улицу.
Гриша сладко спал на скамейке. Рядом «дремал» пулемёт Дегтярёва, прислонённый к стене дома.
— К-хы, — кашлянул капитан.
Грызачёв поднял голову и сфокусировал на нём мутный взгляд светло-синих глаз.
— А, это вы…
— Я.
— Не спится?
— Нет.
— А времени сейчас сколько?
— Четыре сорок пять.
— Может, искупаемся?
— А что? Я с удовольствием.
— Будите Пашку, хватит ему дрыхнуть…
Несмотря на то что к концу подходил первый месяц знойного лета, вода в озере была очень холодной. Но Грызачёву холод, кажется, нипочём; его белобрысая голова мелькала уже где-то на полпути к острову, а до него как-никак не одна тысяча метров, это Иван знал ещё с курса географии.
Дойдя до линии, разделяющей воду жёлтого цвета и голубого, чекист наконец решил окунуться. Уф!!! Где ты, Гриня? Не утони, а то твои друзья с меня скальп снимут! А мне жить надо. Чтобы выполнить свою миссию до конца, отдать, как говорится, Родине долг, отблагодарить за то, что вытащила меня, безземельного крестьянина, хлебопашца, из-под беспросветного панского гнёта, дала профессию, научила всем премудростям сложного чекистского дела…
На следующий день гитлеровцам ценой невероятных усилий и жертв удалось склонить чашу весов в свою пользу.
Пограничников и части пятой армии, и днём, и ночью оказывающих героическое сопротивление, цепляющихся за каждую пядь родной советской земельки, отбросили к Ковелю.
В 22 часа, когда уже стемнело, от длинной колонны оккупационных войск, потихоньку тянущейся в сторону этого крупного железнодорожного узла, возле города Любомля отделились несколько автомобилей и повернули налево — в сторону знаменитого каскада Шацких озёр. Кто ехал в первом из них, с закрытым кузовом, разглядеть не представлялось возможным, а в открытых кузовах второй и третьей теснились десятки советских военнопленных.