Аварию заметили. На дороге остановился джип, из которого вышли два крепких парня. Они уже хотели спуститься вниз, но неожиданно их позвали, и парни быстро возвратились. Взревев мотором, джип резво сорвался с места и вскоре превратился на горизонте в черную точку.

Место джипа занял темно-серый «фольксваген». Глеб с удивлением отметил, что в нем ехали монахи. Один из них подошел к Тихомирову-младшему и с участием спросил:

— Что с вами? Вы целы?

— Как будто…

Кряхтя, словно столетний старец, и болезненно морщась, Глеб выбрался из салона и распрямился. В спине что-то хрустнуло, и боль мгновенно ушла. Он посмотрел на «волжанку» и покачал головой — это же надо так… Наибольший урон понесла крыша салона, которая немного примялась, да краска на дверях была поцарапана. «Танк, а не машина!» — восхищенно подумал Глеб.

— Может, вас отвезти в больницу? — допытывался монах.

Глеб подвигал руками и ногами, несколько раз присел и наконец ответил:

— Спасибо, не надо. Кажись, я в норме.

— А как машина?

— Момент…

Глеб сел за руль и включил движок. Он недовольно чихнул несколько раз, а затем заработал мощно и ровно.

— Доеду, — сказал повеселевший Глеб. — Благодарю за участие.

— Храни вас Господь, — коротко молвил монах и начал подниматься по крутому откосу к «фольксвагену».

Посмотрев ему вслед, Глеб невольно подивился той спортивной легкости и непринужденности, с которой монах преодолевал препятствие. Он буквально взлетел наверх.

«Такое впечатление, что этот монах несет свой крест не в православном монастыре, где приходится постоянно соблюдать посты, а в Шаолине [48] , — подумал Глеб. — Хорошо кормлен и здоров как бык. И похоже, отлично натренирован. Наверное, состоит в охране какого-нибудь церковного владыки».

Чтобы выбраться на шоссе, Глебу пришлось проехать около километра по пахоте. Занятие было не из приятных, к тому же несколько раз глох мотор — наверное, из вредности, — но затем все невзгоды Тихомирова-младшего были компенсированы приятной прохладой, которую принесли дождевые тучи. Глеб не старался посильнее нажимать на акселератор, ехал медленно и полной грудью вдыхал свежий предгрозовой воздух.

Он ехал и мысленно благодарил своего ангела-хранителя. Его хотели убить, имитировав дорожное происшествие. Это факт. И потом этот джип… Глебу показалось, что в глубине салона мелькнуло бледное лицо господина Боже.

Возможно, он ошибался. Но с такими физиономиями, как у тех двух парней из джипа, идут не с намерением помочь участнику ДТП, а чтобы добить его. В этом Глеб почему-то был совершенно уверен.

Молния раскроила темно-синее небесное полотнище на две половины, раздались раскаты грома, и полил сильный дождь. Глеб нервно закурил и мысленно подбодрил себя хорошо запоминающимся стихотворным лозунгом, который он услышал сегодня на Майдане от «оранжевых»: «Нас тэпэр багато, нас нэ подолаты!»

К сожалению, у него, в отличие от украинских «революционеров» всех мастей, не было команды, и Глебу ничего не оставалось, как надеяться на Госпожу Удачу.

Тиха и темна Китаевская пустынь в ночное время. Схлынули толпы паломников, поразбрелись кто куда, ушли, как днепровская вода в песок, уснули монахи после трудов праведных, и только в маленькой келье, обустроенной у входа в пещеры, трепещет огонек одинокой свечи. Там молится схимник Тит. Все желающие посетить Китаевские пещеры должны были получить его благословение и проходили вглубь через внутреннюю дверь кельи.

Сегодня Тит чувствует какое-то волнение. По мере приближения полуночи оно лишь усиливается, несмотря на истовые молитвы старца.

Жизнь схимника полна лишений и тягот, но он не ропщет. Тит не боится ни воров, ни злоумышленников, время от времени забредающих к нему на огонек; несколько раз его даже избивали до крови. Страх для монаха-схимника — чувство иррациональное, которое пасует перед верой.

Но что-то мешает ему полностью сосредоточиться и погрузиться в состояние транса, когда он произносит слова молитв. Тит чувствует какое-то отторжение, отстранение его молитвенных посылов от невидимых взору энергетических каналов, уходящих в небеса, и его вдохновенный запал постепенно угасает.

«Изыди, нечистый!» — шепчет старец и, кряхтя, поднимается с колен. Спаситель смотрит на него с потемневшей от времени иконы каким-то странным взглядом — испытующе, с примесью жалости. Пораженный старец всматривается в икону и не может понять, что случилось. До этого лик Христа был суров и возвышен. Теперь же в нем отчетливо просматриваются чисто человеческие черты.

Испуганный Тит крестится троекратно, и в этот момент едва тлеющая свеча выбрасывает вверх длинный язычок пламени, в келье становится светлее, и монах немного успокаивается — икона опять превращается в обыкновенную старинную парсуну, а Спаситель снова приобретает загадочно-отстраненный вид.

Тит садится ужинать. Еда у него проста: кусок ржаного хлеба, луковица, соль и кружка воды. Зубов у Тита уже маловато, и он ест зачерствевший хлеб, макая его в воду. Неожиданно темнота у входа в келью как бы сгустилась. Тит невольно вздрогнул и поднял руку для крестного знамения:

— Спаси Господь…

— Нынче Господь спасает лишь тех, кто богат и знатен, — раздался от входа насмешливый, немного скрипучий голос, и на пороге кельи появился низкорослый мужчина, почти карлик, одетый во все черное.