Шрифт:
И третий экипаж, как притянутый магнитом, как бабочка, зачарованная светом, треща слабым мотором, движется навстречу своей гибели, поджидающей в темноте. В чем же дело? Страх и недостаток времени на обдумывание маневра. Парализованная страхом мысль плохо работает. Загипнотизированные жуткими падающими факелами, Рогова и Сухорукова продолжают идти прежним курсом на прежней высоте и попадают в сокрестие лучей. Горит третий самолет. Как в страшной сказке: невидимое чудовище пожирает подруг.
И только четвертый экипаж находит выход. Набирать высоту бесполезно — фашистский истребитель в состоянии подняться намного выше ПО-2. Значит, надо спуститься. Фашист с его скоростью не сможет охотиться на малой высоте, да еще в темноте. Конечно, ПО-2 рискует пострадать от осколков и взрывной волны собственных бомб, но тут есть шансы выжить, там же, на высоте тысячи метров — верная гибель.
Четвертый самолет спускается до 500 метров, планирует с выключенным мотором, освобождается от бомб над головами гитлеровцев. В тишине взрывы гремят оглушительно, самолет подкидывает вверх, но он остается цел. Прожектора шарят где-то в высоте, самолет тем временем тихо парит, теряя высоту. Включен мотор, и тогда оживают зенитки, но бьют неприцельно.
Пятый экипаж не догадывается предпринять тот же маневр и погибает, как погибли первые три.
Самолет Полуниной — Кашириной падает, разваливается в воздухе на куски, в кабине штурмана рвутся ракеты — прощальный сигнал живым.
Все остальные экипажи поступают, как четвертый, и невредимыми возвращаются на свой аэродром.
Как только приземлился их самолет, Женя бросилась к вернувшимся машинам, но там никого не было. Сорвав с головы шлем, она побежала на КП, споткнулась, упала и, не отряхиваясь, плача, побежала дальше.
В бывшем правлении колхоза, где разместился командный пункт, собрался почти весь полк. Стояли и сидели тихо, подавленные происшедшим, прижавшись друг к другу, как бы сплотившись перед лицом великого несчастья. Те, кто обманул смерть, устало рассказывали о только что виденной и пережитой трагедии. Женя пробиралась к столу командира и с подрагивающими губами всматривалась в знакомые лица, будто видела их впервые и хотела запомнить. Она уже знала, что не найдет здесь ни Галю Докутович, ни Женю Крутову, и едва сдержала готовый вырваться отчаянный протестующий крик: «Нет!!!»
За одну ночь полк потерял восьмерых. Не стало Жени Крутовой, Лены Саликовой, Ани Высоцкой, Гали Докутович, Сони Роговой, Жени Сухоруковой, Вали Полуниной и Иры Кашириной.
В эту ночь больше вылетов не было. Но выполнить приказ «Спать» никто не мог. Лучшие подруги погибших плакали навзрыд, остальные мрачно переговаривались в своем общежитии, со страхом посматривая на восемь застеленных, пустых коек. Под этими койками стояли чемоданчики, вещевые мешки, на одеялах лежали недочитанные книги, из-под подушек высовывались уголки платочков с незаконченными вышивками. Невозможно было представить, что те, кому все это принадлежит, не вернутся к своим вещам, оттого что в один миг перестали быть живыми людьми и теперь лежат где-то обгоревшие, обезображенные.
Женя не могла плакать. Она не спала, но в разговорах не участвовала и не слышала, что говорят рядом. В мозгу бесконечным хороводом кружились две мысли: «Ты сама послала Галю на смерть, сама…» и «Они еще вернутся, кто-нибудь обязательно вернется, не может быть, чтобы никто не спасся…» Иногда рождавшийся в глубине сознания холодный трезвый голос вставлял свое слово: «Самолеты упали и взорвались, чуда быть не может».
Утром, разбитая бессонницей, Женя достала свой дневник и записала:
«До меня, видимо, еще не все дошло, и я могу писать. На моих глазах сожгли Женю Крутову с Леной Саликовой. Женя, Женя… Когда-то мы загадывали, что, может быть, придется вместе смотреть в глаза смерти… Успели ли выбраться? И было ли кому выбираться?.. Моя Галя не вернулась!.. Пустота, пустота в сердце».
Нет, она все еще не верила, что Галя погибла. Точно так же, не желая верить сообщению наземных наблюдателей, заплаканная, с каким-то безумным упорством пытаясь вернуть Галю к жизни силой своей любви, в другом конце комнаты писала ей письмо Поля Гельман, подруга Докутович с детских лет.
«Галя! Мой друг! Сестра моя родная, любимая! Вот уже наземники подтвердили, а я все не верю. Ведь я тебя скоро увижу, очень скоро. Правда? Галочка! Мне ведь еще поцеловать тебя нужно — Валерка в письме попросил.
Вот теперь я уверена, что ты жива. Жива!!! Слышишь?
Только скорей, скорей сообщай о себе что-нибудь. Жду. И дождусь!!! Скорей сообщай адрес.
Полинка».И все же пришлось разбирать, упаковывать вещи погибших. Вместе с Полей Женя просмотрела Галин дневник:
«Еще с детства любимым моим героем был Овод. Сколько раз я плакала над книгой, горячо переживала за Артура, восхищаясь его мужеством, скромностью, силой воли. Но это свое увлечение я глубоко прятала от всех, чтобы никто не посмел смеяться над моей святыней».
— Я знала об этом, но узнала совсем поздно, кажется, в десятом, — говорит Поля. — Да, Овод…
Из госпитальных записей: