— На то и артист. Умеет, чертяка, комедию играть!

Кузьме не правились ни эти выкрики, ни то, что ему приходилось гонять по площади коня. Он выбрал удобную минуту, подъехал к вежливому мужчине и сказал:

— Меня тут милиция увидить. Прошу… Примите мою жалобу и отпустите.

— Еще один заезд! Только один! — Вежливый мужчина блестел радостными глазами. — Только один дубль, и конец! Подайте настоящую рысь!

Изрядно погоняли табунщика по площади. Кузьма Крючков уморился и весь взмокрел. Вежливый мужчина похлопал по влажной шее коня и, показывая на одноэтажный, скрытый за деревьями домик с крылечком, спросил:

— Кузьма Фомич, видите домишко? Вот в нем и принимают жалобы от трудящихся.

— А вы? Разве вы не принимаете?

Ответа не последовало. Снова подкатил грузовик. К казаку в бешмете и к его коню интерес был утрачен. Вежливый мужчина что-то говорил шоферу. Те, кто снимал Кузьму, вытерли мокрые лбы и, довольные собой и своим делом, закурили. С ними курил и весело разговаривал о чем-то вежливый мужчина. Потом они, не замечая Кузьму, уже слезшего с седла, начали складывать на грузовик свои кинокамеры.

Кузьма потянул повод и повел коня к домику с крылечком. Привязал поводья к перилам и, не снимая бурки, направился в дом.

В сенцах — трое дверей. Куда идти? Кузьма наугад открыл среднюю дверь, и получилось, что именно ту, какую нужно. Переступил порог, снял кубанку, поклонился красивому молодому человеку, сидевшему за столом. Сбиваясь, говоря нескладно, Кузьма рассказал, и кто он, и откуда прибыл, и какая у него жалоба. Поведал и о ферме и о том, как ее ликвидировали и куда отправили лошадей.

— Об одном прошу: не отбирайте у меня Кузьму Крючкова. Извиняюсь, так кличуть моего коня. Вот он стоить, виновник моей беды. — Плетью в окно показал. — Поглядите.

Красивый мужчина не стал смотреть в окно. Поднялся и сказал:

— Впервые слышу такую необычную кличку. Кузьма Крючков! Оригинально!

Только после этих слов красивый мужчина вышел из-за стола и обеими руками схватил руку Кузьмы. Сжимал ее, тряс. Можно было подумать, что после длительной разлуки встретил — нет, не друга, а родного и любимого брата! Такое начало Кузьму обнадежило и обрадовало. «А что, хорошо в нашем районе принимають жалобщиков, можно сказать, уважительно принимають, — невольно подумал он. — И начальник с виду хоть и моложавый, но, видать, в житейских делах большой знаток».

Наконец-то красивый мужчина выпустил руку Кузьмы. Усадил в мягкое кресло, сам сел напротив, угостил дорогой папиросой. Но сидеть спокойно не мог. Волновался и ходил по кабинету. «Знать, близко к сердцу принял мои слова, коли так сильно расстроился», — думал Кузьма.

Красивый же мужчина все ходил и ходил по кабинету. То останавливался у стола, курил и думал, то долго и как-то уж очень внимательно смотрел на Кузьму. Нагулявшись вволю, он повернулся спиной к окну и, все так же пристально глядя на табунщика, повел длинную и умную речь о том, что жизнь на земле устроена удивительно и даже странно; что она быстро и решительно меняется; что раньше, как рассказывают старики, без коня, бывало, казак и дня прожить не может: родился малец, и уже ему коня определяют, и седло к коню, и шашку, и полное казачье обмундирование. И все знали, что казак без коня — не казак, а так, одна насмешка над казаком.

— Верховая езда с детских лет, седло, джигитовка, бурка и башлык за плечами, — говорил красивый мужчина, — вот то, что отличало истинного кубанца от некубанца. А теперь что? — спросил красивый мужчина, не сводя строгого взгляда с Кузьмы. — Что теперь? Бурка, башлык, кубанка стали музейными экспонатами. А конь под седлом? Кому нынче нужно это копытное животное? Никому! Казаки отвернулись от коней и повернулись к легковым машинам! Не конюшни, а гаражи! Вот где суть вопроса! — Опять решительно зашагал по кабинету. — Коневодческая ферма ликвидирована! И где это происходит? На Кубани! И ничего, живут себе казаки и не тужат! Да и зачем им коневодческая ферма? Только вот один ты, старик, и пожалел о случившемся. А я гляжу на тебя, как на живое чудо, и не могу уразуметь. Ты что? Из тех, из ненормальных? А?

— Да что вы! Я при полном здравии, — сказал Кузьма.

— Хорошо, допустим, — продолжал красивый мужчина. — Допустим, что так. А куда отправили лошадей? Неужели на мясокомбинат? Подумать только! Лошадей отправили на мясокомбинат!

— Так точно! Сам отгонял.

— И такое случилось где? Опять же — на Кубани! В старинной линейной станице Весленеевской! Нет, такого Кубань-матушка еще не знала. Конь и колбаса! Смешно и грустно. И кубанцам, прославленным мастерам верховой езды, видите ли, кажется, что так оно и должно быть. И только один, повторяю, один казак еще привязан к коню. Приехал в район в седле! И что он просит? Сущий пустяк! Отдать ему коня! Нашелся же чудак! Как же ты, казак в бурке, не похож на всех прочих людей! Как же отстал, старче, от бурного течения времени! Живешь, как крот, и не видишь, что машины, техника давно обогнали, оставили далеко позади самых резвых скакунов. Честное слово, похоже на то, как восклицал поэт: «Милый, милый, смешной дуралей, ну, куда он, куда он гонится? Неужели он не знает, что живых коней победила стальная конница?» Так, а?

— Подсобите, прошу.

— Значит, стоишь на своем и просишь отдать тебе коня?

— Как родного сына прошу. — Кузьма встал. — Сжалься!

— А зачем тебе конь, дедусь? — Красивый мужчина прошелся от стола к окну и обратно. — Нормально мыслящему человеку понять сие просто невозможно! Ну зачем тебе конь?

— Чтоб ездить. Без коня как же?

— Ездить, дедусь, надобно на машине. Прогресс! Цивилизация!

— Так ведь привычка. Сколько годов при коне и в седле.

— Несовременно, и очень. Подумай сам. Что нужно коню? Во-первых, сено ему нужно? Нужно. Во-вторых, зерно нужно? Нужно.