— Куда ты дел Хогена? Уж не убил ли?

Вилфред собирался проститься с ними. Убил Хогена? Он взглянул в безмятежные глаза Бёрге; тепло растопило прозрачный ледок, Бёрге был счастлив. Но инстинкт вел его безошибочным путем.

— Нет, не убил. А он, что, ваш друг?

— Друг? — переспросили в один голос Бёрге и Маргрета. Что-то носилось в воздухе. — Нет, он просто… — сказал Бёрге.

Вилфреду хотелось броситься перед ними на колени: что-то подсказывало ему, что дружбе конец, ибо он лжец, неспособный преодолеть свою натуру. Он хотел бы объяснить им, что если и оказывал им какие-то мелкие услуги, то на самом деле это они услужили ему, а не он им, потому что его небольшая помощь в литературной работе на самом деле давала выход тем его чувствам, которые могли бы окрепнуть, сохрани он подольше желанный покой и не пробудись опять чуждые силы в нем самом и вне его, не вторгнись они туда, где ему жилось так хорошо, так безмятежно, и не лиши его крова…

Но тут открылась дверь. На пороге стоял Хоген, в шляпе. Острое личико было белым, как порошок, к которому он прибегнул, чтобы набраться храбрости.

— А известно ли вам, что мы с вашим жильцом и другом… — Голос его прерывался… — Заключили договор… Он ведь художник… Вы не знали? — Теперь Хоген повернулся к Бёрге, в его взгляде была мольба: «Помогите мне выбраться отсюда подобру-поздорову…» и в то же время злоба. — Скажи мне, и твои рассказы тоже пишет он?

Вилфред проснулся, сознавая все, что произошло. Слышно было, как бушует ураган. Ночь еще не миновала.

Неужели кто-то поет?

И тут всплыло воспоминание: Бёрге переводит взгляд с Хогена на Вилфреда, с Вилфреда на Хогена, протестующий и молящий взгляд, — не может быть, чтобы на свете было одно только предательство… И Маргрета — она встала с места, едва Хоген появился в дверях, словно чуя какую-то беду. И у обоих во взгляде протест и мольба.

И этот Хоген, в ту же минуту сникший, не потому, что причинил зло другим, а потому, что из-за вечной неуверенности в себе и тяге к самоуничижению выдал себя.

Потом он ушел. А Вилфред снова спросил:

— Он вам друг?

Нет, нет, он им не друг, собственно, его привела поэтесса… Но они не спросили, что означал вопрос Хогена, пишет ли Вилфред за Бёрге. А он, Вилфред, — он и не мог бы оправдаться, тут было слишком много всего, слишком много накручено другой лжи: картины, датский язык, его фамилия, «Северный полюс», Рене…

Славные люди, эти двое. Он видел, как они стоят в дверном проеме, быть может, он лишил их последней веры… Но кто это поет?

Среди воя ветра слышался голос, тонкий девичий голосок. Вилфред лежал в кровати, весь дрожа, и сквозь пелену мыслей прислушивался к голосу. Вдруг кто-то свистнул, а потом снова запел:

Он откинулся на кровати, уступая отчаянию. У него было забрезжила надежда, и он поверил в нее. А потом перестал верить, потому что его обступили дурные предзнаменования. Теперь ему безразлично, что думают Бёрге и Маргрета, — выдал он их дурацкую тайну или нет. Он уже не помнит, когда в его жизни что-то было правдой.

Только теперь он наконец понял, что за окном в самом деле кто-то поет. Ночь все еще продолжалась, та самая ночь, и пение казалось неправдоподобным. И все же это была та самая ночь. За один день лопнули все связи.

И тут он снова услышал песенку — идиотский стишок:

Порыв ветра смел песенку. Одним прыжком Вилфред соскочил с кровати. На дворе было все еще темно. У дверей никого не оказалось, он босиком обошел дом вокруг. Кто-то двинулся ему навстречу.

— Ты можешь поговорить со мной? — спросила женщина.

— Кто это?

— Ирена.

Она протянула ему обе руки — холодные как лед. Он ввел девушку в дом, зажег свет. Налил ей и себе по стакану, закурил сигарету и дал прикурить девушке. Мирная жизнь кончилась, он это предчувствовал еще раньше.

— Ты меня помнишь? — спросила она с ноткой кокетства. Она дрожала в легком весеннем костюмчике — он помнил этот костюм. Когда-то он питал к ней мимолетную маленькую слабость. — Мне пришлось спеть эту песенку, — сказала она, как бы оправдываясь. — Сначала я свистнула.

— Откуда ты узнала, где я живу? — спросил он.

— Они ничего не знают, — живо отозвалась она. Ему стало немного стыдно: она угадала суть его вопроса. — А я-то откуда узнала? — продолжала она. — Я тебя случайно увидела на дороге. Я тут вроде как бы работаю в одном доме… — Она неопределенно кивнула в сторону окна.

Они помолчали, покурили. Он размышлял, с какой целью она пришла. Она казалась какой-то взъерошенной в своем легком костюмчике.

— Могу я тебе чем-нибудь помочь? — осторожно спросил он.