Даже живя отдельно, Нелли не могла не чувствовать на своей жизни эту контролирующую руку, эту удушающую дартвейдеровскую хватку; всему виной были, конечно, благие намерения. Понимая это, а также помня неоценимую помощь, которую мать ей оказала, нянчась с Леськой, Нелли боялась слишком круто проявлять решительность. Она вздрагивала от громких слов, натянутых нервов и визга, на который мать могла сорваться в приступе истерики. Правда, после курса успокоительных, прописанных ей невропатологом, она стала несколько сдержаннее, но Нелли всё равно не могла избавиться от привычки вжимать голову в плечи, когда та повышала голос. Отчасти из-за этого она долго не могла решиться заговорить с Владой о переходе их отношений на новый этап. Встречи тайком приносили короткую радость с примесью горечи, а Нелли хотелось семейного счастья – долгожданного, выстраданного, заслуженного. Леська с Владой стали закадычными друзьями, и беспокоиться о том, как дочка примет её, не приходилось; когда Леська стала первоклассницей, Влада продолжила быть её «автоняней», и у учителей не возникало никаких подозрений.

По субботам и воскресеньям они часто ходили втроём в парк аттракционов, в кино, в кафе-мороженое, а также просто за покупками в ближайший торгово-развлекательный центр «Радуга». В этом здании под одной крышей собралось множество различных заведений: огромный продуктовый супермаркет, множество магазинов одежды и обуви, ремонтные мастерские, кафе и блинные, японский ресторан, детский игровой зал, бильярд, боулинг и кинотеатр. Выходило очень удобно: после мультиков или фильма можно было посидеть в кафе или пройтись по магазинам, и они стали завсегдатаями этого центра.

Однажды, когда Нелли готовила ужин, девочка подошла и, глядя на неё сквозь сильные линзы очков и склонив головку набок, спросила:

– Мам, а ты знаешь, что такое реинкарнация?

Нелли изумилась такому «умному» слову из уст семилетней дочки, но не подала виду.

– Кажется, что-то слышала… А ты откуда узнала про это?

– По телевизору показывали, – ответила Леська. – Там рассказывали про одну девочку, которая помнила свои прошлые жизни… Мам, а может, во Владу вселилась папина душа?

Нелли положила нож, которым резала лук, и утёрла едкие слёзы. Она не знала, как поступить с этим хрупким сплавом детских фантазий, замешанных на обрывках научно-популярной передачи; что-то из неё Леська усвоила верно, а что-то истолковала по-своему и в итоге придумала свою теорию. Прохладное лезвие печали скользнуло по сердцу Нелли.

– Солнышко, чтобы душа человека в кого-то вселилась, нужно, чтобы он сначала умер. А папа жив, просто живёт далеко от нас.

Склонив голову в другую сторону и глядя на Нелли пронзительно-нездешними, недетскими глазами, Леська спросила:

– Откуда ты знаешь? Может, он сначала был жив, а потом… умер.

А ведь и правда, от Вадима в последнее время не было ни слуху ни духу. Он не звонил, не писал, Нелли не знала даже его нового адреса. Откуда ей, в самом деле, знать, жив ли он вообще?

– Я всё-таки думаю, он жив, – сказала Нелли, присаживаясь на корточки, чтобы смотреть на дочку прямо, а не сверху вниз. – Мне так кажется. Но даже если нет, то его душа не смогла бы вселиться во взрослого человека, потому что у взрослого уже есть своя. Душа выбрала бы ребёнка, который ещё у мамы в животе.

Леська подумала, многозначительно поправила на переносице очки… Ни дать ни взять – маленький вундеркинд, решающий в уме дифференциальные уравнения.

– А откуда ты знаешь, кого бы его душа выбрала? Ты сама помнишь, как это бывает? Ты помнишь, что было до того, как ты родилась?

Фантазии фантазиями, однако в логике этой девочке нельзя было отказать.

– Доча, это хорошо, что ты учишься думать своей головой, – усмехнулась Нелли. – Взрослых, конечно, надо слушать, потому что они всё-таки знают больше тебя, но… они не знают всего на свете, тут ты права. Я не помню, что было до моего рождения, и всё, что я знаю про реинкарнацию, было мной прочитано в книжках. Просто… так пишут умные люди, которые думают, что знают правду.

А Леська заявила:

– Я хочу, чтобы Влада жила с нами. Всегда, а не только гуляла с нами по субботам и воскресеньям.

Наверно, не один лишь лук был виноват в том, что глаза Нелли оказались на мокром месте.

В воскресенье, как обычно, они сходили втроём в «Радугу»: посмотрели «Короля Льва», объелись мороженого и блинчиков с клубничным вареньем и творогом; Нелли выбрала себе сумочку, а Леське купили краски и альбом для рисования. Девочка не отпускала Владу, отнимала у неё куртку и шарф в прихожей:

– Ну останься… Порисуй со мной!

– Когда так просят, надо оставаться, – улыбнулась Нелли.

– Да уж, видно, придётся. – Подхватив Леську на руки, Влада отправилась обратно в комнату. – Ну, кого рисовать будем? Бегемота? А может, маму?

– Бегемотью… бегемотиную… нет, бегемотячью семью, – решила Леська.

Альбомные листы один за другим начали покрываться акварельной мазнёй, а Леськины пальцы – пятнами всех цветов. Творческий процесс был в самом разгаре, когда настойчиво и требовательно тренькнул дверной звонок. Струнка беспокойства натянулась и зазвенела в пространстве, потревожив идиллический уют, воцарившийся вокруг двух художников-любителей.