До XV века европейские кипчаки придерживались своего древнего обряда. Ему следовали даже в мелочах. После похорон справляли тризну, в горе резали лицо, рвали на себе волосы.

Все осталось как при Аттиле, и это все рано или поздно попадало под запрет Церкви. По кирпичику разбирали стены крепостей, за которыми хранился тюркский дух в душах джентльменов. Папа сам решал, что правильно, что нет, что убрать, что оставить. Каждый раз он вырывал из книги народной памяти понемногу – по страничке. И книга тощала.

Представить трудно, семьсот лет отделяли Аттилу от крестоносцев, его потомки давно считались европейцами, а тюркская кровь в них не умирала. Больше того, их культура главенствовала во дворцах и замках. Была эталоном Средневековья.

Этот удивительный феномен оставил свой след в произведениях Шекспира, Сервантеса, Вальтера Скотта, других великих писателей. Там слишком много тюркского. Едва ли не все. Но смотрел ли кто из литературоведов на классическую литературу под этим – под тюркским! – углом зрения? Похоже, нет.

Видимо, правы те, кто считает, что культуры народов не исчезали, жили рядом, не смешиваясь. Люди заимствовали лучшее друг у друга…

У джентльменов считали позором не сдержанное слово и оговор дамы. За это били обидчика, били долго, пока шлем (или шапка) не упадет с головы виновного. Это – одно из проявлений кулачного права, которое помогало всем тюркам мира решать между собой споры и недоразумения… А разве иначе их можно решить?

И в этом еще одна грань безграничного тюркского характера. Били одинаково во Франции, в Англии, в Германии. Причем за то же самое! Судебный поединок, кулачное право – еще один спутник тюркского мира, его явная примета. Побеждал тот, на стороне которого Бог. Поединки, дуэли из того же ряда…

Тюркские правила жизни были суровы, но справедливы. Взаимопомощь – пожалуй, главный закон. Друг другу, по адату, тюрки обязаны были помогать безропотно. И безвозмездно. Боже упаси дать в долг собрату. Или продать ему что-то. Того даже не били. С него срывали шлем и бросали его на землю, это значило потерю чести.

Человек переставал быть джентльменом (ханом), у него отбирали коня, что было во сто раз хуже казни. Оставляли право покончить с собой, либо стать батраком, что означало смерть при жизни.

Еще у тюрков не был в почете мезальянс, то есть неравный брак. На него тоже смотрели сурово.

Брачные союзы заключали только с семьями таких же рыцарей. И опять никаких поблажек. Чужаку просто не оставляли в обществе места. Нужно иметь четыре поколения предков-джентльменов, чтобы войти в их общество и стать там своим.

Но незнатные люди и чужестранцы могли проявить себя, им оставляли шанс. Обычно подвиг делал храбреца отцом нового благородного семейства. Хан (король) давал ему знак отличия – орден, и принимал в общество джентльменов, назвав его «благородным человеком».

Наследовал звание отца старший сын, он один. Лишь после личного подвига, отмеченного опять же орденом, сын получал право передать заветный титул своим детям. Тогда и появлялось на свет новое благородное семейство. Но еще не аристократы тюркского мира.

Семейство получало права джентльменов, прослужив еще в двух поколениях. Чем выше по статусу ордена, тем больше прав получала семья, тем выше было ее место в обществе.

Как видим, на прочном фундаменте стояло тюркское общество. Стояло устойчиво. Никаких смешений кровей, никаких случайных связей. Все по адату. Поэтому оно не просто жило в Европе, но и задавало тон всей европейской культуре.

Тяжелый труд – быть тюркским аристократом. Надо жить по кодексу чести, где оплошности не прощались. Например, уронить знамя или склонить его считалось величайшим позором и означало смерть рода. Жизнь джентльмена стоила меньше медного гроша. Ибо не жизнь, не богатство ценились там – честь. И еще подвиг. Молодежь готовили к подвигу с детства.

Мальчика, будь он самого знатного рода, отдавали в пажи ко двору другого джентльмена. Заботы пажа у всех тюрков планеты были одинаковы – уход за конем хозяина, чистка оружия, военные упражнения, рубка лозы. За провинности – розги или ремень. Эти уроки жизни назывались у тюрков пагыс (подчинение), в аталычестве его корни. Их прошли и Аттила, и Акташ, и любой другой тюркский мальчишка, выросший в знаменитого полководца. Даже Аэций.

А без труда – не вырастешь мужчиной! Труд надо любить.

И мальчишка трудился: рос, ожидая случая проявить себя. Выиграть турнир среди сверстников, отличиться в скачках на ханской свадьбе, а еще лучше – победить в настоящей войне. Таким себя видел во сне каждый паж Европы. И каждый улан Великой Степи.

…Сны юного кипчака будто подсмотрела Церковь, задумывая рыцарские ордены. Она назвала джентльменов «рыцарями», то есть своими защитниками, прекрасно зная, что рыцари – это слуги джентльменов. Вроде бы чуть поменяли смысл слова, а изменилось все.