Шрифт:
– Есть одно маленькое дельце, – нахмурившись, отмахнулся Волянецкий.
Он спустился в донный отсек, надел скафандр и сквозь шлюз вышел на лунную поверхность. В руках держал маленький бумажный сверток.
Отошел на несколько шагов от десантного модуля. Развернул бумагу. Внутри оказалось фото в простенькой деревянной рамке. С черно-белой, слегка уже пожелтевшей фотографии улыбался трехлетний карапуз в матросском костюмчике.
Вернер фон Браун, мальчишка, сраженный шальным осколком три десятка лет назад.
В этом мире не было СС-штурмбаннфюрера фон Брауна. Не строились концлагерь «Дора» и подземный ракетный завод «Нордхаузен». Не создавалось «оружие возмездия» «Фау-2» и не падали ракеты на Антверпен и Лондон.
Но в этом мире восторженный юноша из германской провинции уже никогда не будет рассматривать в телескоп Венеру и Марс, мечтая о межпланетных полетах. Белокурый молодой человек не потащит на плече свою первую жидкостную ракету на маленький испытательный полигон под Берлином. Седовласый конструктор не вытрет украдкой слезы радости, когда могучий носитель «Сатурн-5» отправит в полет к Луне первую пилотируемую экспедицию на «Аполлоне-11».
Чеслав Сэмюэль Волянецкий опустился на правое колено и аккуратно положил фото в рамке на лунный грунт. Мальчишка в матроске взирал полными удивления глазенками на антрацитово-черное небо, на палящее Солнце и наполовину затянутый облаками шар Земли.
Чеслав Волянецкий провел пальцами в перчатке скафандра по фотографии и одними губами прошептал:
– Прости…
Он проснулся резко и внезапно. Вскинулся всполошенно, отбросил одеяло, сел на кровати, опустив ноги на пол.
Раннее утро. Часов пять, не более. Фонари на улице еще не потушили. Зеленовато-желтый свет проникает в комнату через окошко, отпечатывается на потолке трапецией с размытыми краями.
Какой странный сон ему приснился! Словно фильма из синематографа. Разве что в цвете и со звуком. Гм, никогда раньше такого не снилось.
Сначала он беседовал в этой комнатушке со странным пришельцем в серебристых одеждах. Волянецкий, кажется? Да, да, Чеслав Сэмюэль, вспомнил! Русский, это при такой-то фамилии и имени, надо же…
Потом он вдруг перенесся примерно лет на двенадцать вперед. Сделался инженером и военным. Но на мир смотрел как-то странно. Словно он – вовсе и не он, а кто-то рядом. Прапорщик Клим Ворошилов, ага! Чудно… Снаряды остроносые, «Катюша»…Гм, а вот хоть сейчас можно всё нарисовать прямо в чертежах, по памяти!
А потом он уже стал самим Чеславом Волянецким, будто переселился в его тело. Луна, «Святая Екатерина», Леонтьев и Макарин, фотокарточка Вернера фон Брауна на сером лунном песке…
Игнатий встал, подошел к столу.
Наган, снаряженный с вечера, поблескивал металлическим блеском. Рядом лежал конвертик с предсмертным письмом.
Повернул голову к окну. Над крышами застыл серпик луны, точками сияли огоньки звезд.
Как там сказал Волянецкий в этом красочном сне? «Умереть из-за любви или жить ради любви»…
Почти по-шекспировски: «Быть или не быть? Вот в чем вопрос».
«А если сместить район прицеливания ракет чуть левее, в сторону от Вирзица? – вдруг подумалось. – Мальчишка фон Браун наверняка останется в живых. Гм, а вот интересно, кто тогда окажется на Луне первым – мы, русские, или германцы?»
Он взял со стола наган. Рукоять легла в ладонь, металл охолодил кожу.
Игнатий Константинович Циолковский, будущий главный конструктор российских ракетных и космических систем, выдвинул ящик письменного стола и сунул в него оружие – с глаз долой, в самый угол, подальше.
Жить ради любви.
Юлиана Лебединская
Голубка белая, голубка чёрная
Май, 1915 год
Османская империя, Ван
К Вану успевают на рассвете.
Бьют врага в спину, у стен осажденного Кахакамеча.
Мелькает мысль: как там наши у Айгестана? И тут же…
Усатый турок целится в лицо, но старший унтер-офицер российской армии, Гаспар Эдесян, успевает первым.
– За Отечество! – орет он, бросаясь на османских супостатов.
– За царя-батюшку! – сливается его крик с сотней других.
Взвод Эдесяна ввинчивается в ряды противника, турок справа, турок слева, штык во вражий живот, кишки на винтовке, стряхнуть и идти дальше. Винтовки заряжай! Пли! Заело. Эдесян открывает затвор и привычным движением поправляет патрон в магазине.