— Эллери! Я нашел ее! Я ее нашел! — завопил Грант Эймз Третий в телефонную трубку.

— Кого ты там нашел?

— Ту женщину, которую искал!

— Ту, которая положила пакет в машину? — недоверчиво спросил Эллери.

— Что-что она сделала?

— Положила пакет. В смысле — дневник.

— О… — На некоторое время в трубке воцарилось молчание. — Знаешь, Эллери?

— Не знаю. Что?

— Ни думать забыл про пакет.

Эллери пожал плечами и снова принялся читать доктора Ватсона.

Мне оставалось одно — ждать. Холмс заразил меня своим лихорадочным нетерпением, и чтобы скоротать часы в ожидании его, я стал обдумывать наше нынешнее положение, стараясь применить тот метод, к которому так часто на моих глазах прибегал Холмс.

Немалая доля моих размышлений была связана, естественно, с замечанием Холмса, что под подозрением — четверо, и каждый из них может оказаться Потрошителем. Озадачивали меня и другие фрагменты этой затейливой мозаичной картины: замечание Майкрофта, что брат его собрал еще не все камешки, из которых она должна складываться, было памятно мне, равно как и слова Холмса, что он страстно желает поймать тигра, который бродит по лондонским закоулкам. Хорошо. Допустим, что Потрошитель — один из этих четверых. Знает ли сам Холмс, кто именно, коли отправился его ловить? И почему необходимо вначале поймать его, чтобы понять, кто именно из четырех Потрошитель?

Какое счастье я испытал бы, доведись мне в тот миг найти разгадку этого дела! Но я был поражен слепотой и ничего не понимал, чувствуя себя полным ничтожеством.

Так текли час за часом. Единственный раз произошло нечто, внесшее некоторое разнообразие в их монотонность. Посыльный — мальчишка в красивой униформе — принес письмо, адресованное нам на Бейкер-стрит.

— Депеша от мистера Майкрофта Холмса мистеру Шерлоку Холмсу, сэр.

— Мистер Холмс в настоящий момент отсутствует, — ответил я. — Но письмо можете вручить мне.

Я отпустил посыльного и стал рассматривать конверт. Он предназначался для посланий из Министерства иностранных дел, куда был приглашен на работу Майкрофт, и был не запечатан. Меня так и подмывало открыть его, но я, разумеется, не позволил себе ничего подобного. Я положил письмо в карман и снова принялся расхаживать по квартире. Час за часом, а от Холмса не поступало никаких известий. Время от времени я подходил к окну и смотрел в туман, который опустился на Лондон. Ночь как по заказу для Потрошителя — подумал я, едва сгустились сумерки. Но ведь та же самая мысль могла прийти в голову и кровожадному безумцу! Не успел я об этом подумать, как тотчас же, будто в театре, вошел уличный мальчишка с письмом от Холмса. Он терпеливо дождался, пока я дрожащими руками вскрою конверт.

«Мой дорогой Ватсон!

Дайте этому мальчишке полкроны за его труды и приходите как можно быстрее ко мне, в морг на Монтегю-стрит.

Шерлок Холмс»

Мальчишка, заспанный и взъерошенный, наверняка никогда еще в жизни не получал чаевые в таком размере. Но я испытал такое облегчение, что дал ему целую крону.

Через минуту я уже сидел в кэбе и погонял возницу, который опасался быстро ехать сквозь густой туман, превративший улицы Лондона в некое подобие прачечной. По счастью, у него был какой-то инстинкт, выводивший на верный путь, — как у почтового голубя. Не прошло много времени, когда я услышал:

— Дверь справа, хозяин. Потом прямо. Да смотрите, как бы вам не заехало по носу этой проклятой дверью.

Я ощупыо нашел дверь, вошел, пересек двор и оказался в морге, где за столом на возвышении увидел Холмса.

— Новая жертва, Ватсон, — сказал он мне вместо приветствия замогильным голосом.

Доктор Мюррей и слабоумный тоже присутствовали при сем: доктор стоял молча за столом, а Майкл-Пьер прислонился к стене с лицом, искаженным от страха.

Доктор Мюррей пребывал в каком-то оцепенении. Холмс поднял брови и резко спросил:

— Доктор Мюррей, как вы полагаете, доктору Ватсону не станет дурно?

— Нет, — ответил Мюррей и откинул покрывало.

В самом деле — то, что открылось моим глазам, вполне могло повлечь приступ дурноты. Едва ли можно было, сохраняя здравый рассудок, описать это жестоко изрезанное человеческое тело. Потрошитель жестоко исполосовал его с тем же дьявольским искусством. Нормы приличия не позволяют мне описывать в деталях содеянное им. Скажу только, что яше удержался и простонал:

— Но ведь у нее отсутствует одна грудь, Холмс!

Холмс мрачно кивнул.

— На этот раз наш безумец решил оставить ее себе — как трофей.

Созерцать это было выше моих сил. Я поторопился сойти с возвышения.

— Ради Бога, Холмс, — воскликнул я. — С этим чудовищем надо покончить немедленно.

— Вы не первый, кто выразил это желание, Ватсон.

— Скотланд-Ярд сможет чем-нибудь помочь вам в дальнейшем расследовании?

— Вам, Ватсон, скорее следовало бы спросить, — хмуро ответил он, — смогу ли я быть чем-то полезным Скотланд-Ярду? Боюсь, что нет.