Какая досада! Вырваться на свободу и снова попасть в плен!

Были минуты, когда его душили слезы. Потом подкралось отчаяние. И тогда невольно появлялась мысль о том, не лучшее ли все кончить? Очень просто — разбежаться, наклонить голову и с разгону — теменем об стену!

Володя упрекал сам себя, ругал себя.

— Трус! — шептал он. — Ты испугался? Отец надеется на твою помощь, а ты думаешь о самоубийстве!

Он искал самые острые и способные всколыхнуть его слова. Он кусал губы, проклинал свое слабодушие.

И отчаяние отступало. Было хуже, когда он лежал после пыток в самурайской тюрьме, когда так далеко были всякие надежды на спасение. Появлялась уверенность, что все можно преодолеть.

И юноша готов был достойно встретить офицера. Еще в коридоре услышал он его шаги и громкий разговор с дежурными.

Офицер вошел веселый, с не сходящей с лица улыбкой. Тотчас в комнате вспыхнула электрическая лампочка.

— Вам придется извинить нас за некоторые неудобства, которые вы испытывали, — офицер показал на окно. — Я уже отдал приказ убрать завесу…

— Какое вы имеете право издеваться надо мной? — сказал Володя.

Офицер подал юноше папиросу.

— Не курите? Напрасно. Волнуетесь тоже напрасно. Я исполнял соответствующие инструкции. Должен вам сказать, что мы справлялись о вас в главной конторе лесоразработок Фуксимо. Вы самовольно оставили роботу и даже не захотели получить жалованье, которое контора удержала из вас как штраф. Теперь все хорошо, хотя вашу личность проверит еще представитель полиции. Я могу возвратить вам документы.

Офицер подал удостоверения и жетон.

— Деньги вам тоже возвратить, или, возможно, вы надумаете отдать часть мне на сохранение?

Володя понял. Офицер требовал взятки.

— Господин офицер, — ответил юноша, — бесспорно, вы можете оставить на сохранение пятьдесят иен.

Володе не жалко было отдать все деньги, лишь бы офицер выпустил его отсюда. Но назвать большую сумму он побоялся, это могло вызвать подозрение.

Офицер с очаровательной улыбкой отсчитал Володе сто пятьдесят иен. О серебряных деньгах он «забыл».

— Понимаю, — сказал он, — что такую сумму, как у вас, обычный дровосек не заработает. О! У вас есть другой надежный заработок.

Володю очень обеспокоило, что его будет проверять полиция. Возможно, что это будет сам Лихолетов. Если даже и не он, то все равно опасность разоблачения весьма высока.

— Если у вас нет для меня работы, — сказал Володя, — то, я думаю, мне можно свободно покинуть ваши владения, господин офицер.

— Владения! Ха-ха-ха… Это вы сказали чрезвычайно метко. Действительно, я — комендант этих… владений. Будем друзьями. Я — Фудзита.

— Господин Фудзита, я помню ваш совет не интересоваться местом, куда я попал. Но я повторяю свой вопрос: свободен ли я…

— Извините, — перебил офицер, — я совсем не думал оставить ваш вопрос без ответа. Вы, конечно, свободны, но вам не свободно выйти отсюда. То есть я хотел сказать, использовав ваше остроумное выражение, — не свободно оставить мои владения. Это зависит, к сожалению, не от меня, закон нарушать нельзя.

Володя понял, что офицер хитрит. Никакой свободы не было. Он, Володя, остался узником.

— Я очень удивлен, — сказал он. — Ваши слова противоречивы.

— Я вам скажу одно слово, несмотря на то, что нарушаю инструкции, — улыбнулся Фудзита, — и вы перестанете удивляться. Это слово — «лаборатория». Далее прошу меня не расспрашивать, хотя, поверьте, мне досадно обращаться к вам с такой просьбой. Но инструкция превыше всего. В том числе и собственного чувства личной симпатии к вам. Тем паче, что нам пора идти.

Володя с трудом понимал быстрый и путаный язык офицера, но последнее предложение его взволновало.

— Идти? Куда идти, господин Фудзита?

— О, не беспокойтесь. Это совсем близко. В этом же помещении и даже на этом же этаже. Господин профессор Аюгава хочет вас видеть. Я говорил нему о вас. Вы появились у нас очень кстати. Господину Аюгава давно требуется помощник. О, это очень легкая работа. Речь идет о техническом помощнике, который был бы достаточно грамотен и знал бы кое-что из химии. Надеюсь, что вы…

— Кое-что знаю.

— Чудесно! Господин профессор скажет вам свое последнее слово, которое, надо думать, так же будет приятно для вас, как и для меня.