Шрифт:
— Ну как ты там? — спросила Варя.
— Нахожусь на заслуженном отдыхе, — ответил Бармин и вдруг почувствовал слабую глубинную вспышку боли.
— Ты чего молчишь?
— Я думаю, — ответил Бармин. Он, не вставая, включил торшер и сунул руку в тумбочку, пошаривая склянку с таблетками.
— О чем же ты думаешь?
— О разном…
«Надо бы налить грелку. Тепло обычно помогает». Он проглотил таблетку и понял, что слишком долго молчит. Еще, чего доброго, Варя смекнет, что ему стало худо. Тут же примчится вместе с Алешкой, одного его оставить нельзя. Начнутся переживания и никому не нужная паника.
— Кеша…
— Я думаю о странностях любви, — сказал Бармин. Боль не оставляла его. Она усиливалась. — Если я что-нибудь придумаю по этому вопросу, я вам позвоню. Привет!..
Он положил трубку, но почти сразу же снова зазвонил телефон.
«Догадалась», — подумал Бармин и, сняв трубку, сказал:
— Я тебя слушаю, уважаемый Винни-Пух…
В ответ раздался вежливый смешок.
— Это не Винни-Пух. Говорит Юрий Ильич. Вы, вероятно, отдыхаете, Викентий Романович. Не стану мешать. Я исключительно только хочу напомнить, что мы вас сегодня ждем.
— Да-да, конечно. Обязательно…
— Спасибо. Отдыхайте. Всего доброго!
Бармин положил трубку. Он совсем забыл. И как это сегодня некстати. Если приступ не состоится и все пройдет — хорошо, он заедет и, конечно, выступит. А если ему станет хуже? Что тогда?..
Он написал записку:
«Варя! Мне нужно было уехать в одно место, и я срочно уехал. Я потом позвоню. Не волнуйся, все будет в порядке. Ц. В.».
Ц. В. — Целую. Викентий.
Он положил записку на пол. Варя вернется, сразу же ее увидит, прочтет и, конечно, начнет волноваться. А собственно, чего ей волноваться? Он ведь частенько срывался — то на поздний концерт, то на ночную съемку. Зря он написал «не волнуйся». Чаще всего это пишут и говорят как раз в тех случаях, когда есть повод для волнения.
Ничего! Он позвонит из больницы и скажет: «Варя! Угадай, откуда я с тобой говорю?» Она, разумеется, не угадает. Тогда он спокойно и, если удастся, так небрежно, вроде бы между прочим, скажет: «Значит, так. Случился небольшой приступ печени. Совсем небольшой, почти незаметный. Я позвонил, и, можешь представить, приехал один мой знакомый. Его фамилия Зайцев. Он приехал в машине «перевозка больных». Но это не потому, что я такой уж больной. Это вышло чисто случайно. Я чувствую себя значительно лучше, так что ты не волнуйся. Я тебе завтра позвоню, и ты сюда прикатишь, мы поговорим, погуляем…»
Варя это выслушает, но она не поверит, что все обстоит именно так. Она поймет, что в его словах много вранья — и приступ вовсе не небольшой, а, наверно, серьезный, и ни о какой совместной прогулке завтра даже и речи быть не может.
Бармин лежал одетый, прикрытый одеялом, серым с зелеными полосами. Машина шла не быстро, за окнами проплывали фонари, огни светофоров.
Доктор Зайцев сидел рядом на откидном стульчике. Он приветливо улыбался и ободряюще подмигивал.
— Зачем мы едем в больницу? — Бармин уже третий раз спрашивал об этом, но так и не получил ответа. И правильно. Незачем задавать праздные вопросы. — Зачем мы едем в больницу? — снова спросил Бармин.
— Так уж и быть, скажу. Не хотел, правда, говорить, но разве от вас скроешь. Мы едем с вами заниматься фигурным катанием.
— Но мы же не взяли коньки, — сказал Бармин. Он оценил шутливый настрой доктора Зайцева.
— На сей раз обойдемся без коньков.
Зайцев это сказал серьезно, даже строго, давая понять Бармину, что он не склонен к пустой болтовне. У него в машине больной. Печоночник.
Некоторое время Бармин лежал молча, воскрешая в памяти события минувшего вечера — и неожиданный приступ, и новую встречу с рыжим доктором, и предотъездную суету.
И тогда он вспомнил телефонный звонок Юрия Ильича. Как же ему быть?.. Его же сегодня ждут на праздничном вечере в театре. Это его любимый театр. Мальчишкой он бегал туда на все спектакли. В школе театра училась его Наташа. Ту же школу недавно окончил Колька. Дети пошли по стопам отца. Его судьба связана с этим замечательным театром. Он дал слово сегодня выступить. Он выйдет на сцену согбенным стариком, он это хорошо делает, хотя сохранил по сей день легкость походки и спортивную подтянутость.
Итак, он выйдет на сцену и по-стариковски, путая все на свете, скажет приветственное слово. Может получиться смешно. А может быть, он сделает что-нибудь совсем другое…
— Где мы едем? — спросил Бармин.
— В каком смысле?
— По каким улицам?
У него уже созрело решение, и он лихорадочно думал о том, как бы ему не озадачить милейшего доктора Зайцева своей просьбой, которая ему безусловно покажется легкомысленной и нелепой.
— Больной интересуется маршрутом, — громко, адресуясь к водителю, сказал Зайцев.