Корова превратилась в живой скелет — ее красивая шоколадно-серебристая шкура была вся в буфах и выступах костей. Вымя, прежде такое гордое, болталось между ногами, как смятый мешочек. Она дрожала от слабости, но глаза ее смотрели ясно, ела с неторопливой жадностью, и я уже не сомневался, что скоро она снова станет прежней.

Кроме нас, в сарае никого не было, и время от времени Земляничка поворачивала ко мне голову и внимательно смотрела на меня, ни на секунду не переставая двигать челюстями. Этот взгляд казался дружеским. По правде говоря, я не удивился бы, если бы она мне подмигнула.

Уж не знаю, сколько времени я просидел так, но каждая секунда была радостью. Мне довольно долго пришлось свыкаться с мыслью, что это происходит наяву, а не во сне. Глотала она без всяких усилий, слюна у нее не пенилась, дыхание было ровным и спокойным. Когда я наконец вышел и закрыл за собой дверь, кафедральный орган гремел в полную мощь, и ликующие звуки отражались от сводов собора.

Поправлялась Земляничка не по дням, а по часам. Когда я увидел ее три недели спустя, кости спрятались под мышцами и жиром, шерсть глянцевито блестела и, что самое важное, великолепное вымя было туго наполнено и четыре аккуратных соска гордо торчали по углам.

Я был очень доволен собой, но беспристрастная оценка случившегося показывает одно: с самого начала и до конца я громоздил ошибку на ошибку. Мне следовало бы как можно раньше вскрыть абсцесс скальпелем, добравшись до него через рот. Но тогда я просто не знал, как это сделать. Позднее я вскрывал сотни таких абсцессов, привязывая скальпель к пальцам и вводя руку через зевник. Операция довольно героическая, так как ни коровам, ни быкам это, естественно, не нравилось и у них возникало поползновение плюхаться на пол именно в тот момент, когда моя рука почти по плечо уходила в гортань. Я прямо-таки напрашивался на перелом.

Когда я рассказываю про это современным молодым ветеринарам, они смотрят на меня с недоумением, поскольку такие абсцессы чаще всего имеют туберкулезное происхождение и наблюдаются теперь редко. Но, полагаю, мои сверстники задумчиво улыбнутся собственным воспоминаниям.

При заглоточной операции выздоровление бывало быстрым и эффектным, и я успел получить свою долю этих маленьких триумфов. Но ни один из них не доставил мне такой радости, как операция, которую я сделал не с той стороны.

После выздоровления Землянички прошло несколько недель, и я сидел в кухне Рэддов на своем обычном месте, окруженный всей семьей. Только на этот раз я против обыкновения не сыпал перлами мудрости, потому что пытался справиться с яблочным пирогом миссис Рэдд. Я по опыту знал, что они восхитительны, но этот был особый, испеченный «для полдника» во время работы в поле. Я въедался в толстый ломоть, пока у меня не пересохло во рту. Без сомнения, где-то в глубине прятался яблочный слой, но я все еще до него не добрался. Говорить я не рисковал из опасения поперхнуться, а потому наступила неловкая тишина, и мне очень хотелось, чтобы кто-нибудь ее нарушил. Сделала это миссис Рэдд.

— Мистер Хэрриот, — произнесла она с обычной спокойной деловитостью. — Дик хочет сказать вам одну вещь.

Дик откашлялся и сел прямее. Я вопросительно обернулся к нему. Щеки у меня все еще раздувались от упрямого пирога. Дик выглядел непривычно серьезным, и мне вдруг стало не по себе.

— Я вам вот что хочу сказать, — начал он. — У нас скоро серебряная свадьба, и мы думаем отпраздновать ее как следует. И приглашаем вас.

Я глотнул так судорожно, что чуть не подавился.

— Дик, миссис Рэдд, я вам очень благодарен. С радостью приду... Почту за честь.

Дик с достоинством наклонил голову, сохраняя торжественный вид. Явно это было еще не все.

— Вот и отлично. Думаю, вам понравится, потому что праздновать мы решили по-настоящему. Сняли зал в «Королевской голове» в Карсли.

— Вот это да!

— Мы с хозяйкой все обсудили. — Он расправил худые плечи и гордо откинул голову. — Будет горячий обед и музыка!

Время шло, голый костяк моих теоретических познаний мало-помалу одевался плотью личного опыта, и тут я осознал, что в ветеринарной практике есть сторона, о которой в учебниках не пишут. Денежная. Деньги всегда воздвигали стену между фермером и ветеринаром. По-моему, многие фермеры — возможно даже, на уровне подсознания — убеждены, что о своей скотине они знают больше кого бы то ни было и платить посторонним за лечение этой скотины — значит признать свое поражение.

Стена эта была источником многих неприятностей даже в те далекие дни, когда им приходилось платить врачам за лечение собственных болезней из своего кармана и когда не было бесплатной Службы сельскохозяйственного развития и консультирования. Но положение в стократ ухудшилось теперь, когда на фоне вышеупомянутой службы, а также Государственной службы здравоохранения ветеринар безжалостно выделяется и изобличается, как единственный, кому приходится платить наличными.

Чаще всего фермеры проглатывают горькую пилюлю и вытаскивают чековые книжки, но некоторые — примерно десять процентов — прилагают все усилия, чтобы как-то увильнуть от этой необходимости.