Шрифт:
— Мне жаль, что я голосовал тогда против тебя, — сообщил Судхе Каппель.
Судха пожал плечами:
— Ага… Ну, если мы собираемся заканчивать, то время пришло.
Нет, еще нет! — отчаянно думал Майлз. Это слишком резко. Есть время поболтать еще часов десять как минимум. Он хотел склонить их к сдаче, а не самоубийству. Или к убийству. Если они поверили ему, что их машина дефектна, а они, судя по всему, поверили, то им довольно скоро должно прийти в голову, что они могут удерживать в заложниках всю станцию, если они не исключают вариант самоуничтожения. Ну, если они сами до этого не додумаются, то уж он-то им точно подсказывать не станет. Майлз откинулся на стуле, грызя ноготь, и принялся наблюдать и слушать.
— Ждать в любом случае нечего, — продолжил Судха. — Риск растет с каждой минутой. Лена?
— Никакой капитуляции, — упрямо заявила Фоскол. — Мы продолжим. — И уже спокойнее: — Каким-нибудь образом.
— Каппель?
Математик долго колебался.
— Не могу смириться с тем, что Мария погибла зря. Держимся.
— Я сам… — Судха опустил свою широкую ладонь. — Стоп. Поскольку эффект неожиданности утрачен, все это не ведет никуда. Весь вопрос в том, это как быстро мы туда придем.
Он повернулся к госпоже Радоваш.
— Ой, уже моя очередь? Я не хотела оказаться последней.
— Ваш голос все равно решающий, — заметил Судха.
Госпожа Радоваш замолчала, уставясь в окно. На дверь шлюза? Майлз не удержался и проследил за ее взглядом. Она поймала его на этом, и он вздрогнул.
Вот теперь ты этого добился, парень. Жизнь Катрионы и твоя душа зависят от вшивого комаррского голосования акционеров. Как ты это допустил? Это не было запланировано…
Взгляд госпожи Радоваш снова вернулся к окну. Ни к кому не обращаясь, она заговорила:
— Прежде наша безопасность зависела от секретности. А теперь, даже если мы улетим на Пол, или Эскобар, или дальше, Имперская безопасность побежит за нами. У нас не найдется даже одной свободной минутки, чтобы бросить наших заложников. В изгнании или нет, но мы все равно будем пленниками, вечными пленниками. Я устала быть пленницей надежды или страха.
— Ты не была пленницей! — воскликнула Фоскол. — Ты была одной из нас. Я так думала.
Госпожа Радоваш поглядела на нее:
— Я поддерживала мужа. А если бы не поддержала, он был бы сейчас жив… Я устала, Лена.
— Может, тебе надо отдохнуть, прежде чем принимать решение? — заискивающе спросила Фоскол.
Взгляд, которым наградила ее госпожа Радоваш, вынудил Фоскол опустить глаза.
— Ты ему веришь, что установка дефектна? — спросила госпожа Радоваш Судху.
Судха нахмурился:
— Да. Боюсь, что так оно и есть. Иначе голосовал бы по-другому.
— Бедный Барто. — Она долго глядела на Майлза с какой-то отстраненной задумчивостью.
Поощренный ее кажущимся спокойствием, Майлз поинтересовался:
— А почему ваш голос — решающий?
— Вся эта схема изначально была идеей моего мужа. И эта одержимость довлела надо мною семь лет. Его пакет акций всегда считался самым большим.
Как по-комаррски. Значит, Судха действительно был вторым в команде и вынужден был прыгнуть в ботинки покойника… Все это настолько сейчас не имеет значения… Может, они назовут это его именем. Эффект Радоваша. Возможно.
— Значит, мы оба наследники в некотором роде.
— Действительно. — Губы вдовы искривились в подобии улыбки. — Знаете, я никогда не забуду выражение вашего лица, когда этот дурак Форсуассон заявил, что у него нет бланков императорских приказов. Я тогда чуть не рассмеялась вслух, несмотря ни на что.
Майлз коротко улыбнулся, едва осмеливаясь дышать.
Госпожа Радоваш изумленно покачала головой, но не отметая его обещания.
— Что ж, лорд Форкосиган… Я поверю вам на слово. И узнаю, чего оно стоит. — Она посмотрела в лицо своим коллегам, но когда заговорила снова, то смотрела на Майлза: — Я голосую за то, чтобы закончить сейчас.
Майлз напряженно ждал возражений, возмущения, местного бунта. Каппель грохнул кулаком по стеклу, которое от удара завибрировало, и отвернулся. Фоскол зарылась лицом в ладони. И повисла тишина.
— Значит, быть по сему, — промолвил Судха, явно выдохшись.
Майлз подумал, не поразила ли его новость о внутреннем дефекте агрегата больше, чем все остальное.
— Мы сдаемся в обмен на ваше слово, что нам сохранят жизнь, лорд Аудитор Форкосиган. — Он крепко сжал веки, потом открыл снова. — И что теперь?